Тайное становится явным. Денискины рассказы: "Тайное становится явным"

ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ

Я услышал, как мама сказала кому-то в коридоре:
- ...Тайное всегда становится явным.
И когда она вошла в комнату, я спросил:
- Что это значит, мама: "Тайное становится явным"?
- А это значит, что если кто поступает нечестно, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, - сказала мама. - Понял?.. Ложись-ка спать!
Я почистил зубы, лег спать, но не спал, а все время думал: как же так получается, что тайное становится явным? И я долго не спал, а когда проснулся, было утро, папа был уже на работе, и мы с мамой были одни. Я опять почистил зубы и стал завтракать.
Сначала я съел яйцо. Это еще терпимо, потому что я выел один желток, а белок раскромсал со скорлупой так, чтобы его не было видно. Но потом мама принесла целую тарелку манной каши.
- Ешь! - сказала мама. - Безо всяких разговоров!
Я сказал:
- Видеть не могу манную кашу!
Но мама закричала:
- Посмотри, на кого ты стал похож! Вылитый Кощей! Ешь. Ты должен поправиться.
Я сказал:
- Я ею давлюсь!..
Тогда мама села со мной рядом, обняла меня за плечи и ласково спросила:
- Хочешь, пойдем с тобой в Кремль?
Ну еще бы... Я не знаю ничего красивее Кремля. Я там был в Грановитой палате и в Оружейной, стоял возле царь-пушки и знаю, где сидел Иван Грозный. И еще там очень много интересного. Поэтому я быстро ответил маме:
- Конечно, хочу в Кремль! Даже очень!
Тогда мама улыбнулась:
- Ну вот, съешь всю кашу, и пойдем. А я пока посуду вымою. Только помни - ты должен съесть все до дна!
И мама ушла на кухню.
А я остался с кашей наедине. Я пошлепал ее ложкой. Потом посолил. Попробовал - ну, невозможно есть! Тогда я подумал, что, может быть, сахару не хватает? Посыпал песку, попробовал... Еще хуже стало. Я не люблю кашу, я же говорю.
А она к тому же была очень густая. Если бы она была жидкая, тогда другое дело, я бы зажмурился и выпил ее. Тут я взял и долил в кашу кипятку. Все равно было скользко, липко и противно. Главное, когда я глотаю, у меня горло само сжимается и выталкивает эту кашу обратно. Ужасно обидно! Ведь в Кремль-то хочется! И тут я вспомнил, что у нас есть хрен. С хреном, кажется, почти все можно съесть! Я взял и вылил в кашу всю баночку, а когда немножко попробовал, у меня сразу глаза на лоб полезли и остановилось дыхание, и я, наверно, потерял сознание, потому что взял тарелку, быстро подбежал к окну и выплеснул кашу на улицу. Потом сразу вернулся и сел за стол.
В это время вошла мама. Она посмотрела на тарелку и обрадовалась:
- Ну что за Дениска, что за парень-молодец! Съел всю кашу до дна! Ну, вставай, одевайся, рабочий народ, идем на прогулку в Кремль! - И она меня поцеловала.
В эту же минуту дверь открылась, и в комнату вошел милиционер. Он сказал:
- Здравствуйте! - и подошел к окну, и поглядел вниз. - А еще интеллигентный человек.
- Что вам нужно? - строго спросила мама.
- Как не стыдно! - Милиционер даже стал по стойке "смирно". - Государство предоставляет вам новое жилье, со всеми удобствами и, между прочим, с мусоропроводом, а вы выливаете разную гадость за окно!
- Не клевещите. Ничего я не выливаю!
- Ах не выливаете?! - язвительно рассмеялся милиционер. И, открыв дверь в коридор, крикнул: - Пострадавший!
И к нам вошел какой-то дяденька.
Я как на него взглянул, так сразу понял, что в Кремль я не пойду.
На голове у этого дяденьки была шляпа. А на шляпе наша каша. Она лежала почти в середине шляпы, в ямочке, и немножко по краям, где лента, и немножко за воротником, и на плечах, и на левой брючине. Он как вошел, сразу стал заикаться:
- Главное, я иду фотографироваться... И вдруг такая история... Каша... мм... манная... Горячая, между прочим, сквозь шляпу и то... жжет... Как же я пошлю свое... фф... фото, когда я весь в каше?!
Тут мама посмотрела на меня, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник, а уж это верная примета, что мама ужасно рассердилась.
- Извините, пожалуйста, - сказала она тихо, - разрешите, я вас почищу, пройдите сюда!
И они все трое вышли в коридор.
А когда мама вернулась, мне даже страшно было на нее взглянуть. Но я себя пересилил, подошел к ней и сказал:
- Да, мама, ты вчера сказала правильно. Тайное всегда становится явным!
Мама посмотрела мне в глаза. Она смотрела долго-долго и потом спросила:
- Ты это запомнил на всю жизнь? И я ответил:
- Да.

Глава-18. Тайное всегда становится явным… (Почти по В. Драгунскому.)

Утро принесло мне ощущение такого полного, всепоглощающего счастья, что его не смогло испортить напоминание о предстоящем очень непростом совещании. Но долго нежиться в постели не пришлось. Зазвонил телефон Алексея. Ну, вот его разыскивает Анатолий Иванович. Бригада вернулась из командировки, и глава фирмы решил не откладывать совещание, а провести его немедленно. Мы с Лёшкой, быстро собравшись, помчались на Васильевский. По пути я позвонила Ане, чтобы сообщить об изменении времени совещания и попросить выгулять Еву, если это возможно. Аня сказала, что её мальчишки уже в саду, а она немедленно отправляется ко мне, погуляет с собакой и будет ждать нас дома.
- Аня, может, ты тогда и макароны отваришь, а то мы всё вчера съели? – умоляюще попросила я.
- Ну, ты и нахалка, Некрасова! А квартиру убрать не надо? – ехидно поинтересовалась Аня.
- Надо, - пискнула я и зажмурила глаза, в ожидании, когда из трубки раздастся «хвалебная ода» моей скромности. Лёшка посмотрел на меня с укором, покачал головой, мол, «совсем девушка распустилась». Но Аня только рассмеялась. – Если успею, то всё сделаю, - уже миролюбиво сказала она. – В магазине что купить?
- Да, ничего!!! Загляни в холодильник. Лёшка его до майских праздников заполнил. Продуктов – навалом, нужно только приготовить. Знаешь, цыплёнка вытащи, чтоб разморозился. Он был охлаждённый, но я его вчера в морозилку сунула. Говорю же, продуктов Лёшка накупил на целую армию. Только положи туда, где Ева не достанет. А то сопрёт и сожрёт. Ты же мою девочку знаешь. Она ведь меня незадарма охраняет!
- Хорошо, всё сделаю, как велите, моя госпожа! – подобострастным голосом проворковала Аня. – Ни пуха вам, ни пера.
- К чёрту!
- Считай, что я уже там! – засмеялась Аня.
Пока я болтала с Аней, Алексей доехал до управления компании. Чтобы мой приход в здание остался незамеченным, Лёшка подъехал к боковому входу, которым пользовались только сотрудники охраны. Мы вошли в дверь, там нас уже ждал предупреждённый начальник службы безопасности компании. Лёшка в двух словах объяснил ему ситуацию, тот понимающе кивнул. В совещании должны были участвовать всего несколько сотрудников компании, поэтому его решено было провести в той самой переговорной, в которой состоялся наш разговор с Алёшей и Кириллом. Возле переговорной находилось отдельное небольшое служебное помещение, в которое вели две двери: из общего коридора и из переговорной. В нём готовились напитки и еда для участников внутренних совещаний. Поскольку все приглашённые собрались в переговорной, Лёшка тихонько провёл меня через коридор в это небольшое помещение, где уже сидела Лена, усадил меня на диванчик и, оставив дверь полуотворённой зашёл в переговорную. Лена сразу же познакомила меня с результатами поездки. Мы старались говорить как можно тише, чтобы в переговорной никто, раньше времени, не обнаружил нашего присутствия. Заметив приход Алексея, Анатолий Иванович предложил начать работу.
Начальник службы безопасности подробно рассказал о происшествии и его причинах и последствиях. Затем выступила Зоя Павловна, она сказала о недоработке инспектора по кадрам, который пропустил сведения о судимости боцмана. С его документами, на первый взгляд, был полный порядок. И только теперь, в ходе расследования, было выяснено, что он поменял все возможные документы, взяв после свадьбы фамилию жены. Причём, как выяснилось, он был осуждён по статье за хищение на предыдущем рабочем месте. Экипаж формировался в срочном порядке, отсюда нехватка времени на тщательную проверку всех членов экипажа. Однако, в записях психолога, который тестировал этого человека, есть упоминание о его судимости и статья, по которой он привлекался. Психологом была Анжела Валерьевна. Эти важные сведения она по какой-то причине не передала в отдел кадров. Во время всего совещания Анатолий Иванович сидел с непроницаемым лицом. Когда речь зашла об Анжеле и о её упущении, Анатолий Иванович попросил её объяснить свою позицию и отчитаться о поездке. Анжела замялась, она никак не могла начать говорить.
- В чём дело, Анжела Валерьевна? Где ваш отчёт по командировке? Мы вас внимательно слушаем, - строго повторил шеф.
- Я не летала в командировку,- чуть слышно произнесла Анжела.
- А по какой причине? Почему вы сразу не поставили в известность меня? Кто летал вместо вас? – Анатолий Иванович говорил резко, отделяя каждый предыдущий вопрос от последующего. – И я на вашем месте подумал бы об очень веских причинах, которые толкнули вас на должностное преступление. Иначе ваши действия я квалифицировать не могу. Итак, кто заменил вас в командировке?
- Вместо меня полетела Ирина Андреевна,- почти шёпотом проговорила Анжела.
- Что?- Анатолий Иванович приподнялся с места. Глаза его сверкали негодованием.- Да, как вы могли допустить, чтобы вместо вас, исправлять вашу ошибку полетела беременная женщина? Почему вы не поставили в известность меня? Да не будь она даже моей невесткой, я и то бы отстранил вас от дальнейшей работы.
- Анатолий Иванович,- вдруг повысила голос Анжела, меня она не видела и посчитала, что я где-то далеко, поэтому, видимо, она решила пойти ва-банк. – Вы же сами знаете, какой характер у вашей невестки. Она сама приказала мне ничего вам не говорить и решила лететь сама, и ещё она пригрозила, что уволит меня, если я поставлю вас в известность…
Мой будущий свёкор не дал ей договорить:
- Да, я знаю Ирину, знаю, насколько она ответственный человек, но я знаю, насколько она и разумный человек, и порядочный человек. Вы не в курсе её личных причин, да вам и не нужно знать о них. Но именно по этим причинам она не рискнула бы лететь.
- Это вы так думаете, - с вызовом возразила Анжела, от неё просто исходили флюиды ненависти.- Ради карьеры она на всё способна. Вот спросите девочек, они всё слышали.
Лена в негодовании чуть не выскочила из нашего укрытия, но я успела схватить её за рукав.
- Лена, тише, не надо торопиться, пусть всё идёт своим чередом, - приложив палец к губам, тихонько прошептала я.
Буквально через несколько минут, во время которых в переговорной стояла гробовая тишина, в помещение вошли Алла и Светлана. Анатолий Иванович спросил у них: правду ли говорит Анжела. Девочки, удивлённо переглянувшись, ответили, что об этом они знают только со слов Анжелы. Во время этих разборок, переглянувшись с Филатовым – старшим, куда-то удалился начальник службы безопасности.
Анжела опять почувствовала себя уверенней:
- Но ведь и опровергнуть мои слова они тоже не могут.
Опять повисло молчание. Тут уж я терпеть не могла. Я тихо появилась за спиной Анжелы.
- Анжела Валерьевна, может быть, вы в моём присутствии повторите, что вы мне передали от лица Анатолия Ивановича, - ровным и спокойным тоном попросила я.
Анжела смутилась только в первую секунду. Она говорила твёрдо, чуть ли не чеканя каждое слово, с ненавистью глядя мне прямо в глаза.
- Я говорю правду. Вы сами решили лететь, отстранив меня. Не знаю, зачем вам в вашем интересном положении это понадобилось. Может быть, вы хотели произвести благоприятное впечатление на ваших сотрудников. А теперь, когда правда выяснилась, вы решили свести счёты со мной, - нагло мне в глаза продолжала врать Анжела. - Я же знаю, как вы меня ненавидите.
- Да как вы смеете говорить заведомую ложь? На что вы рассчитываете? – не выдержал
Алексей.
- Я на что рассчитываю? Я рассчитываю, что отец моего будущего ребёнка, наконец-то
осмелится и расскажет всем о наших отношениях, - невозмутимо сказала Анжела, глядя Лёшке прямо в глаза.
- А при чём здесь ваши семейные тайны?- с недоумением спросил Лёшка. – Нас они, слава Богу, не касаются.- Но я уже поняла, куда она клонит. Анжела решила применить излюбленный женский приёмчик.
- Ещё как касаются, - сказала Анжела. – Отец моего будущего ребёнка – вы, Алексей
Анатольевич.
Алёшка просто оторопел от этих слов. Все замолчали. Наконец, Алексей справился со своим недоумением.
- Мы с вами познакомились на рауте после моего приезда из Голландии. А я после приезда не расставался с Ириной. Ну, разве что, у вас особое строение организма, и вы беременеете воздушно – капельным путём. А, может, я просто потерял сознание от вашей неземной красоты и в полном беспамятстве овладел вами прямо на фуршете? Так там было много народа, мне бы уже давно об этой моей проказе кто-нибудь рассказал,- откровенно язвил Алёша. – Он уже взял себя в руки и откровенно издевался над наглой лгуньей. – К тому же вы этот приём уже использовали, будьте пооригинальней. Он ведь и в прошлый раз не сыграл, придумайте что-то новенькое.
- Напрасно вы так. Вы просто ничего не помните. Вы были в стельку пьяны, - но у меня есть свидетели…
- Послушайте, дамочка! Я, во-первых, не уличный кобель, чтобы заниматься любовью при свидетелях. Во- вторых, то, что вы сейчас сказали, говорит о том, что вы меня абсолютно не знаете. Да, конечно, вы знали, кто я. Вы наслушались сплетен о моей бурной половой жизни. Но я вас уверяю: эти сплетни сильно преувеличены. Я прекрасно понимаю, что для многих дамочек, вроде вас, – я, по понятным причинам, лакомый кусочек. Но я, знаете, очень постоянен в своих личных пристрастиях. Поэтому некоторые, чересчур настойчивые дамы, получив отказ, стали меня оговаривать. Видимо, с кем-то из таких несчастных вы и пообщались. Кстати, вы уже не первая из тех, кого я в глаза не видел, кто заявляет, что от меня беременна. Я, знаете ли, уже привык. Могли бы придумать и что-нибудь поновее. И ещё один момент вы упустили: я никогда не напивался до беспамятства. А во всех ночных клубах меня сопровождала охрана. Вас бы запомнили. Так что если вы и беременны, в чём я, кстати, очень сомневаюсь, то, увы, (для вас - увы) не от меня!
- А я и не сомневалась, что вы всё будете отрицать, - с деланным равнодушием сказала Анжела. – И вы врёте, и ваша так называемая жена – такая же врушка. А на первый взгляд – приличные люди, - с презрением сказала Анжела. Она так была уверена, что её ложь безупречна, и никто не может опровергнуть её слов. Она опять вызывающе нагло посмотрела мне прямо в глаза и криво усмехнулась. Ладно, подруга… Хватит! Я всё-таки решила положить конец этому безобразию и молча достала свой главный козырь. Я спокойно, неторопливо подошла к столу шефа. Он в это время вызывал кого-то в свой кабинет. Анатолий Иванович вопросительно взглянул на меня.
- Вы позволите? – спросила я, и когда он кивнул, нажала кнопку воспроизведения.
Все услышали наш диалог с Анжелой, состоявшийся три дня назад в моём кабинете.
Анжела стояла красная, нервно кусала губы, кулаки сжала. Такого провала она не ожидала.
- Простите, профессиональная привычка. Мы сейчас все работаем с диктофонами, чтобы не делать лишних записей при приёме пациентов. Вот я машинально и включила диктофон, когда Анжела вошла в мой кабинет, - невинно сказала я. – Видимо, это рука судьбы. И ещё, - я обратилась к Анатолию Ивановичу, - Анатолий Иванович, простите нас с Лёшкой за этот спектакль. Мы должны были положить конец этим интригам. Если бы мы поставили вас в известность, вы бы просто уволили её, а ей нужен более сильный урок. И не переживайте за внучку. Я не летала на следствие. Там была Лена. Девочки всё правильно поняли, и мы сразу же составили свой план разоблачения. Я надеялась до последнего, что Анжела просто признает свою ошибку, попросит прощения, и мы примем решение уже в зависимости от исхода дела. Но теперь, я думаю, решение может быть только одним. Решать, конечно, - вам. А отчёт по командировке Лена составила очень толковый: подробный и грамотный. Вот он возьмите. – Я положила отчёт Лены шефу на стол. И, обратившись к Анжеле, добавила: - Вот видите, Анжела Валерьевна, тайное всегда становится явным. Запомните это на будущее.
- Спасибо, Ирина. Спасибо, Елена. Ну, что ж? Ты, Ириша, всё правильно сделала. Жаль, что тебе, пришлось заниматься тем, чем в своё время должны были заниматься родители этой девушки, то есть её воспитанием. Вот тебе и боевое крещение. Но это ещё не всё. Тут у нас служба безопасности тоже подсуетилась.
Вошёл начальник службы безопасности и с ним какой-то низенький, кругленький и усатенький крепыш, лет пятидесяти.
- Вот познакомьтесь, господа, - сказал начальник СБ. – Это и есть пострадавший, вернее наказанный экипажем, боцман Порываев. Рассказывай, Геннадий, о делах своих скорбных: как ты попал на корабль, за что получил, какие выводы сделал? Кайся…
Геннадий обречённо вздохнул и начал свой живописный, грустный и правдивый рассказ, из которого все сделали главный и очень неприятный для Анжелы вывод: боцман попал на корабль после отрицательного тестирования, дав Анжеле очень приличную взятку в 1000 евро. На Анжелу жалко было смотреть. Ещё недавно наглая и самоуверенная, она затравленно ждала решения шефа. Но и это было ещё не концом её карьеры.
- Анжела Валерьевна, - обратился шеф к обвиняемой, когда начальник безопасности с
выловленным из пучины морской опальным боцманом наконец-то ушли, - вы, кажется, имели претензии к моему сыну, которые вы высказали в присутствии большого количества наших подчинённых. Я, как глава предприятия, не могу позволить, чтобы на нашей фирме и на нашей семье лежало такое позорное пятно. Если мой сын виноват перед вами, он за это ответит. Хотя я, откровенно говоря, сомневаюсь в вашем обвинении, скажу больше, ни единому вашему слову не верю. Ход ваших рассуждений мне понятен, я, девочка, долго живу на свете. Если бы прошла ваша ложь, то через некоторое время, скорее всего вы бы придумали себе какой-нибудь «выкидыш». А на Алексее и на компании осталось бы пятно. Таким образом, ваша месть была бы частично удовлетворена. Поэтому я решил, что компания должна обезопасить себя от ваших дальнейших претензий раз и навсегда. Я попросил наш юридический отдел составить претензию от вашего имени в адрес моего сына. А мы в свою очередь, выдвинем встречный иск. Поэтому вы сейчас проедете с нашими юристами и работниками охраны в очень надёжную клинику, где у вас возьмут все анализы, вплоть до ДНК плода. ДНК Алексея они тоже возьмут. Хотя его результаты там есть. И не сомневайтесь в объективности теста. На месте будет сотрудник прокуратуры. Он обеспечит правовую сторону нашего дела. С прокуратурой мы уже связались. И через три дня мы будем знать: являюсь ли я дедом вашего ребёнка. По результатам вашего обследования мы составим соответствующие документы. Ну, и последнее: Анжела Валерьевна, вы уволены по недоверию. Статья будет внесена в вашу трудовую книжку. А от себя лично я предупрежу всех своих знакомых, чтобы вас, не дай Бог, не взяли на работу в приличную фирму. Сейчас вас проводят на обследование. А потом можете быть свободны. За трудовой книжкой приходите в пятницу до обеда, Зоя Павловна вас примет. Прощайте. Совещание окончено. Все свободны. А вы, Алексей и Ирина, останьтесь.
Народ, как ветром, сдуло. А мы с Лёшкой напряжённо ждали, что скажет нам Анатолий Иванович. Наконец, он повернулся к нам.
- Да, ну и денёк! Бывают же такие стервы! Её мой зам рекомендовал, Юлькин отец. Когда-то с её мамашей у него роман был. Потом женщина одна дочку растила. Нет –нет, - предостерегающе замахал он рукой, заметив мой вопросительный взгляд.- Конечно же, не он отец Анжелы. Мать её была замужем, родила дочку, муж пил, вот и прогнала его. А тут как-то случайно встретила бывшего друга, пожаловалась на судьбу. А тот ведь тоже отец, вот и помог по старой памяти на мою голову. А девочка решила, что она здесь – наше всё. А мой зам – отличный мужик, он сегодня даже прийти на совещание не мог. Стыдно ему передо мной, что такую мерзавку в фирму привёл, – немного помолчав, Анатолий Иванович, лукаво усмехнувшись, перевёл разговор в совершенно другое русло: - А что? Уже точно известно, что девка? Не хмурься ты сразу, Ирина! Девка, так девка! Нам всё хорошо. Сейчас не обязательно, чтоб главный наследник парнем был! Будет у нас бизнес-вумен. Захотите, сможете – ещё родите кого-нибудь. А так, пусть эта сначала здоровенькой родится, да Иришке чтоб не сильно мучиться. А насчёт этой, мягко говоря, Анжелы, ты даже не думай,- шеф ободряюще мне подмигнул, - не было у неё ничего с Алексеем. Это я точно знаю. А освидетельствовать надо, чтоб потом претензий не предъявляла да наше доброе имя не трепала. Ну, что? Идите уже отдыхать. Ирина, ты поезжай домой. Лёша отвези жену и возвращайся, ты мне ещё сегодня нужен будешь.
Мы вышли, Лёшка довёл меня до кабинета и побежал по каким-то неотложным делам. Девчонки встретили меня аплодисментами. Лена уже постаралась и расписала наш триумф в красках. Но мне пришлось ещё раз пересказать весь ход совещания. Особенно возмутило девчонок то, что Анжела посягнула на молодого хозяина. А это, вроде бы, не по рангу. Оказывается, в компании не приветствовались служебные романы. Я дала распоряжения Кириллу и девочкам и отправилась на поиски Алёшки, потому что мне, действительно, нужно было срочно прилечь. За эти дни я сильно переволновалась, пошаливало сердце. Стало скакать давление. Мне нужно было отдохнуть. Я позвонила Ане, вкратце рассказала ей о совещании, обещав подробности дома. Я не хотела пугать Аню, но мне пришлось сказать, что я хочу увидеть Костю. Через несколько минут Аня перезвонила и сказала, что Костя будет ждать меня в своей клинике, пусть Лёшка сразу же меня везёт, как освободится. На том и порешили.

4 553

Тайны папской канцелярии

Неслыханная популярность книги “Код да Винчи”, расходящейся по свету в десятках миллионов экземплярах, вызвала резкое обострение интереса к истории христианства. Предлагаемый вниманию читателей материал – дань этой моде, Правда, в отличие от псевдоисторических, хотя и крайне занимательных изысканий Дэна Брауна, он основан не на домыслах, а на общеизвестных фактах.

Есть в истории события, от которых явственно попахивает тайной, которые трудно объяснить иначе как действием каких-то скрытых факторов. К числу таких необъяснимых событий, безусловно, можно отнести неслыханный успех протестантской Реформации. Ее начало возвестил в 1517 году стук молотка, которым немецкий монах ордена св. Августина Мартин Лютер прибил к дверям церкви в Виттенберге свои знаменитые “95 тезисов” – гневную филиппику против практики торговли индульгенциями.

Несомненно, Лютер был гений; несомненно, к религиозному пылу многих протестантов примешивались иные, более земные соображения, и немало германских принцев ухватилось за идеи виттенбергского монаха, преследуя политическую выгоду; несомненно, у короля английского Генриха VIII были веские политические, финансовые и амурные основания порвать с Римом; несомненно, бесстыдная торговля индульгенциями легла темным пятном на репутацию католической церкви…

Все это так. Но не будем забывать, что к началу XVI столетия католическая церковь простояла полторы тысячи лет, пережила не один кризис и накопила огромный опыт управления своей паствой. И не стоит преувеличивать значения скандала с индульгенциями. Ничего качественно нового в этом специфическом методе торговли входными билетами в рай не было. Богатые и знатные на протяжении веков покупали себе избавление от адского пламени дарами на церковь, как прижизненно, так и по завещанию.

Да и не только богатые: большинству верующих было по карману заплатить за то или иное количество молитв за упокой души. Что это, как не та же индульгенция, хотя, несомненно, облеченная в более пристойную форму? К тому же практика торговли индульгенциями имела некоторое оправдание: она была введена для пополнения ватиканской казны, истощенной непомерными расходами на строительство в Риме нового Собора св. Петра – как-никак все же богоугодное дело.

Словом, все вышеприведенные доводы, на мой взгляд, не объясняют, почему протестантская ересь так быстро захватила умы. Нет, что-то тут не так. Идеи протестантства распространились по Европе с какой-то непостижимой легкостью, практически не встречая сопротивления. В чем причина такого всемогущества идей немецкого реформатора? Почему так вяло отбивалась, казалось бы, всемогущая церковь? Этот вопрос долгие годы мучил меня, пока, наконец, совсем недавно я не получил на него ответ.

На протяжении первых веков христианства церковь не была централизована. Каждый епископ пользовался полной автономией, теоретически все епархии были равны. Однако принцип равенства идет вразрез с человеческой натурой: иерархия – естественный принцип самоорганизации любого общества. И с годами некоторые церкви, самые крупные и могущественные, стали выдвигаться на роль первых среди равных.

Основная миссионерская деятельность апостолов была сосредоточена в главных городах Римской империи, в ее политических, демографических, экономических и культурных центрах. К IV веку подобным образом выделилось четыре главных города христианского мира – Рим, Александрия, Антиохия и Иерусалим, к которым вскоре присоединился центр восточного христианства Константинополь.

Эти города были также обязаны своим возвышением тому факту, что у истоков их церквей стояли непосредственно апостолы. Как можно было не признавать особого авторитета римского первосвященника, если его полномочия через обряд рукоположения восходили непосредственно к первому епископу Рима – апостолу Петру, которого к тому же католики всегда считали главным из 12 учеников Иисуса Христа?

В середине V века позиции римского епископа, которого к этому времени стали называть папой, еще более укрепились после “чуда на Минчо”. В 451 году на территории нынешней Франции произошла одна из самых важных битв в истории западной цивилизации. Полчища “Бича Божьего” – предводителя гуннов Аттилы – столкнулись при Шалоне на Марне с армией западно-римской империи во главе с выдающимся полководцем Аэцием, который своей воинской доблестью и гражданскими добродетелями снискал прозвище “последнего римлянина”.

Исход длившегося целый день сражения до сих пор до конца неясен. Тем не менее, историки сходятся на том, что римляне взяли верх, и если бы на следующий день они закрепили успех, гунны были бы наголову разбиты. Но по какой-то причине Аэций не стал преследовать отступавшего противника и сам дал приказ к отступлению – то ли потому, что главный союзник римлян вождь вестготов Теодорих пал в бою, а его сын и наследник Форисмонд наперекор политике отца порвал с Аэцием и увел свою дружину, то ли потому, что, будучи дальновидным политиком, Аэций не хотел слишком сильно ослаблять гуннов, чтобы не допустить чрезмерного усиления других варварских племен. Во всяком случае, одно неоспоримо: армия Аттилы была основательно потрепана.

В попытке восстановить свою пошатнувшуюся репутацию в глазах соплеменников Аттила двинулся на Рим. Навстречу грозному дикарю выехал папа римский Лев I. Переговоры состоялись на реке Минчо близ Мантуи и завершились великодушным согласием предводителя гуннов пощадить Вечный город. Ясно, что дело тут не только в красноречии златоуста-понтифика. Аттила был настолько ослаблен, что еще неизвестно, хватило бы у него сил на штурм Рима. Да и папа прибыл к нему не с пустыми руками: богатейшие дары подкрепляли убедительность уговоров. Как бы то ни было, гунны отступили, трагедия была предотвращена.

Церковь немедленно провозгласила, что своим спасением Рим обязан божественному вмешательству. Всевышний, мол, услышал молитвы возлюбленного сына своего, наместника Иисуса Христа на земле, простер свою длань над Римом и отвел удар от Вечного города. Папа-чародей был прославлен в веках как Лев Великий и причислен католической церковью к лику святых. Этот эпизод сильно способствовал укреплению престижа Ватикана.

Но, как гласит старинная пословица, на Бога надейся, а сам не плошай. Не уповая только на заступничество свыше, Ватикан на протяжении столетий упорно трудился, укрепляя свой авторитет и шаг за шагом раздвигая границы римского влияния. В VIII-IX веках была сделана серия решающих ходов: папская канцелярия сфабриковала целый ряд документов, которые на долгие века легли в основу духовной и светской власти римских первосвященников.

Первой фальшивкой стал так называемый “Дар Константинов”. В этом документе утверждалось, что римский император Константин, крещеный папой римским Сильвестром в 324 году н.э., в знак благодарности подарил папе Латеранский дворец, официально признал епископа Рима викарием Христовым” и даровал ему имперскую власть над Римом и всей Италией, которую понтифик великодушно возвратил императору.

Латеранский дворец в Риме, принадлежавший императрице Фаусте, действительно был подарен папе Константином при переносе столицы империи в Константинополь. А все остальное в этом документе – чистый вымысел, предназначенный подкрепить властные притязания Ватикана, якобы подтвержденные самолично первым римским императором, принявшим крещение. Опираясь на “Дарственную Константина”, Ватикан присвоил себе право вмешиваться в политику и наделил себя не только духовной, но и светской властью.

Вторая подделка касалась другого липового “дара” – на сей раз со стороны короля франков. В 751 году папа Стефан направился в Галлию и короновал франкского предводителя Пепина по прозванию Короткий, основавшего новую династию Каролингов. Спустя короткое время ломбарды двинулись на юг и захватили принадлежавшую Византии территорию Равенны – форпост восточно-римской империи в Италии. Над Римом нависла смертельная угроза.

Римский первосвященник воззвал о помощи к новоиспеченному королю франков, ссылаясь в обоснование своих прав на “Дар Константинов” и напоминая ему о долге благодарности. Пепин Короткий, повершивший в подлинность “Дарственной Константина”, совершил два похода в Италию, отвоевал у ломбардов Равенну и в 756 году передал ее в вечное владение папе римскому, тем самым освободив Рим от византийского контроля. Так было положено начало папскому государству, которое просуществовало аж до 1929 года.

Вскоре после смерти Пепина Короткого на свет выплыло подложное письмо- завещание франкского короля с признанием прерогатив римского первосвященника. В этом документе особенно важно подтверждение права церкви короновать королей, что в корне изменило суть ритуала миропомазания. Если раньше эта церемония означала лишь простое признание, ратификацию церковью нового светского властителя, то теперь папа римский фактически присваивал себе право от имени Христа вовзводить на трон и низлагать королей, выступая в роли верховного посредника между светской властью и Богом.

В подложном письме Пепин Короткий также якобы передавал в светское управление папы римского всю Италию. Ватикан окончательно закрепил свои полномочия, в 800 году короновав императором сына своего благодетеля – Карла Великого, который признал завещание отца, хотя от того за версту разило фальшивкой.

Но венцом фальсификаторской деятельности папской канцелярии, безусловно, следует считать так называемые “Лжеисидоровы декреталии”, составленные от имени жившего в VII веке епископа Севильского Исидора. Этот сборник объемом до ста документов включает 60 писем и декретов многих поколений римских епископов, из которых 58 полностью сфабрикованы, а также оригинальное эссе о ранней церкви и другие документы, в том числе папские письма, в основном подлинные. Но даже подлинные документы содержат множество подложных вставок тенденциозного характера.

“Лжеисидоровы декреталии”, судя по целому ряду признаков сработанные в середине IX века, были предназначены еще больше укрепить власть папы римского и обосновать его притязания на главенство над всем христианским миром. Эта подделка подготовила почву для эпохальной попытки папы Гильдебранда (конец XI века) подмять под себя всю Европу, превратив ее в единую теократию с собой во главе.

Однако подложные документы при всей их действенности оставались лишь набором разрозненных источников. Ватикан сознавал, насколько эффективнее они будут, если возвести заложенные в них идеи в стройную систему. Эту задачу взял на себя монах из Болоньи Грациан. В 1150 году он составил свод канонического права под названием “Декрет”, который подвел теоретическую базу под доктрину папского абсолютизма и непогрешимости.

Грациан не только взял за основу предыдущие подлоги, но и сам плодотворно потрудился на поприще фальсификации. Установлено, что из 325 изречений отцов церкви и ранних святых, цитируемых в “Декрете Грациана”, подлинных лишь 13, а все остальные - чистая выдумка. Труд болонского монаха, пишет историк Дрейпер, “поставил весь христианский мир под власть итальянского духовенства… Он обосновал право священников силой удерживать свою паству на тропе добродетели, пытать и казнить еретиков, отчуждать их имущество и безнаказанно расправляться с грешниками, отлученными от церкви”.

Грациан фактически провозгласил, что папа римский стоит неизмеримо выше закона, что он абсолютно непогрешим и фактически богоравен. Спустя столетие св. Франциск Ассизский своим неоспоримым авторитетом подкрепил заключения Грациана и тем самым санкционировал принципы, на основе которых в том же XIII веке была создана Святая Инквизиция.

О том, что основные документы, на которые ссылались римские епископы в обоснование своих духовных и светских притязаний, сфабрикованы, поговаривали с самого начала. Уж слишком много в них было исторических и хронологических несуразностей. Например, иерархи раннехристианской церкви обсуждают в своих “письмах” события позднейших столетий; писатели первых трех веков цитируют Библию по переводу, сделанному лишь в конце IV века; папа Виктор, живший во II веке, беседует о праздновании Пасхи с архиепископом Александрийским Феофилом, родившимся на два столетия позже.

Словом, то были не просто подделки, а подделки, сработанные чрезвычайно грубо, что не могло не броситься в глаза сколько-нибудь сведущим людям. Но таких людей были единицы, и их голоса не были слышны. В эпоху раннего средневековья, когда лишь монахи владели грамотой и редко какой король умел расписаться, когда идеи распространялись черепашьими темпами, церковь располагала безраздельной монополией на информацию.

Позиции Ватикана в Западной Европе не были поколеблены даже расколом Рима с Константинополем в 1054 году, вызванным в значительной степени попыткой папы римского утвердить свое верховенство во всем христианском мире. В обоснование своих притязаний папа ссылался на фальшивые документы, в первую очередь на “Лжеисидоровы декреталии”. Но не на тех нарвался.

Большинство отцов церкви и святых раннехристианской эпохи в силу исторических причин происходили из восточных провинций Римской империи, и в Константинополе их деяния и писания, естественно, знали куда лучше, чем в Риме. Константинопольскому патриарху не составило труда разоблачить несостоятельность притязаний Рима. Понтифик обиделся, и между двумя ветвями христианства пролегла до сих пор не преодоленная пропасть.

Но вот наступила эпоха Возрождения, породившая в обществе огромную тягу к знаниям, и католический монолит зашатался. В 1440 году флорентийский исследователь Лоренцо Валла выпустил трактат под названием Declamatio, в котором неопровержимо доказал, что “Дарственная Константина” – фальшивка. А спустя 10 лет в немецком городе Майнце произошло событие, прозвучавшее похоронным звоном по престижу Ватикана: Иоганн Гутенберг изобрел печатный станок.

Подобно стареющей кокетке, которая полагается на полумрак, чтобы скрыть свои морщины, во тьме Средневековья католическая церковь контролировала ситуацию. Но на свету Просвещения скрывать истину стало невозможно. Спустя всего несколько десятков лет книгопечатание прочно вошло в европейский быт, и трактат Валлы стал расходиться в тысячах экземпляров по всему континенту.

Идея папского абсолютизма, концепция непогрешимости римского понтифика была фатально подорвана. Виданное ли дело: когда в 1478 году папа Сикст IV отлучил Тоскану от церкви, тосканское духовенство созвало свой собственный собор и в ответ отлучило от церкви самого папу! Да к тому же еще распечатало и распространило свой эдикт по всей Европе.

К моменту появления на исторической сцене Мартина Лютера все уже знали, что репутация Ватикана шита белыми нитками. Авторитет католической церкви катастрофически упал, ее здание прогнило насквозь, и достаточно было легкого толчка, чтобы потрясти его до основания, если вообще не развалить. Лютер и дал этот толчок.

Я услышал, как мама сказала кому-то в коридоре:
- … Тайное всегда становится явным.
И когда она вошла в комнату, я спросил:
- Что это значит, мама: «Тайное становится явным»?
- А это значит, что если кто поступает нечестно, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, - сказала мама. - Понял?.. Ложись-ка спать!
Я почистил зубы, лег спать, но не спал, а все время думал: как же так получается, что тайное становится явным? И я долго не спал, а когда проснулся, было утро, папа был уже на работе, и мы с мамой были одни. Я опять почистил зубы и стал завтракать.
Сначала я съел яйцо. Это еще терпимо, потому что я выел один желток, а белок раскромсал со скорлупой так, чтобы его не было видно. Но потом мама принесла целую тарелку манной каши.
- Ешь! - сказала мама. - Безо всяких разговоров!
Я сказал:
- Видеть не могу манную кашу!
Но мама закричала:
- Посмотри, на кого ты стал похож! Вылитый Кощей! Ешь. Ты должен поправиться.
Я сказал:
- Я ею давлюсь!..
Тогда мама села со мной рядом, обняла меня за плечи и ласково спросила:
- Хочешь, пойдем с тобой в Кремль?
Ну еще бы… Я не знаю ничего красивее Кремля. Я там был в Грановитой палате и в Оружейной, стоял возле царь-пушки и знаю, где сидел Иван Грозный. И еще там очень много интересного. Поэтому я быстро ответил маме:
- Конечно, хочу в Кремль! Даже очень!
Тогда мама улыбнулась:
- Ну вот, съешь всю кашу, и пойдем. А я пока посуду вымою. Только помни - ты должен съесть все до дна!

И мама ушла на кухню.
А я остался с кашей наедине. Я пошлепал ее ложкой. Потом посолил. Попробовал - ну, невозможно есть! Тогда я подумал, что, может быть, сахару не хватает? Посыпал песку, попробовал… Еще хуже стало. Я не люблю кашу, я же говорю.
А она к тому же была очень густая. Если бы она была жидкая, тогда другое дело, я бы зажмурился и выпил ее. Тут я взял и долил в кашу кипятку. Все равно было скользко, липко и противно. Главное, когда я глотаю, у меня горло само сжимается и выталкивает эту кашу обратно. Ужасно обидно! Ведь в Кремль-то хочется! И тут я вспомнил, что у нас есть хрен. С хреном, кажется, почти все можно съесть! Я взял и вылил в кашу всю баночку, а когда немножко попробовал, у меня сразу глаза на лоб полезли и остановилось дыхание, и я, наверно, потерял сознание, потому что взял тарелку, быстро подбежал к окну и выплеснул кашу на улицу. Потом сразу вернулся и сел за стол.
В это время вошла мама. Она посмотрела на тарелку и обрадовалась:
- Ну что за Дениска, что за парень-молодец! Съел всю кашу до дна! Ну, вставай, одевайся, рабочий народ, идем на прогулку в Кремль! - И она меня поцеловала.
В эту же минуту дверь открылась, и в комнату вошел милиционер. Он сказал:
- Здравствуйте! - и подошел к окну, и поглядел вниз. - А еще интеллигентный человек.
- Что вам нужно? - строго спросила мама.
- Как не стыдно! - Милиционер даже стал по стойке «смирно». - Государство предоставляет вам новое жилье, со всеми удобствами и, между прочим, с мусоропроводом, а вы выливаете разную гадость за окно!
- Не клевещите. Ничего я не выливаю!
- Ах не выливаете?! - язвительно рассмеялся милиционер. И, открыв дверь в коридор, крикнул: - Пострадавший!
И к нам вошел какой-то дяденька.
Я как на него взглянул, так сразу понял, что в Кремль я не пойду.
На голове у этого дяденьки была шляпа. А на шляпе наша каша. Она лежала почти в середине шляпы, в ямочке, и немножко по краям, где лента, и немножко за воротником, и на плечах, и на левой брючине. Он как вошел, сразу стал заикаться:
- Главное, я иду фотографироваться… И вдруг такая история… Каша… мм… манная… Горячая, между прочим, сквозь шляпу и то… жжет… Как же я пошлю свое… фф… фото, когда я весь в каше?!
Тут мама посмотрела на меня, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник, а уж это верная примета, что мама ужасно рассердилась.

- Извините, пожалуйста, - сказала она тихо, - разрешите, я вас почищу, пройдите сюда!
И они все трое вышли в коридор.
А когда мама вернулась, мне даже страшно было на нее взглянуть. Но я себя пересилил, подошел к ней и сказал:
- Да, мама, ты вчера сказала правильно. Тайное всегда становится явным!
Мама посмотрела мне в глаза. Она смотрела долго-долго и потом спросила:
- Ты это запомнил на всю жизнь? И я ответил:
- Да.

Любезный друг, нам хочется верить, что читать сказку "Тайное становится явным" Драгунский В. Ю. тебе будет интересно и увлекательно. Благодаря развитой детской фантазии, они быстро оживляют в своем воображении красочные картины окружающего мира и дополняют пробелы своими зрительными образами. Каждый раз, прочитывая ту или иную былину, чувствуется невероятная любовь с которой описываются изображения окружающей среды. Бытовая проблематика - невероятно удачный способ, с помощью простых, обычных, примеров, донести до читателя ценнейший многовековой опыт. Как отчетливо изображены превосходства положительных героев над отрицательными, какими живыми и светлыми мы видим первых и мелочных - вторых. С виртуозностью гения изображены портреты героев, их внешность, богатый внутренний мир, они "вдыхают жизнь" в творение и происходящие в нем события. Народное предание не может потерять своей насущости, в силу незыблемости таких понятий как: дружба, сострадание, мужество, отвага, любовь и жертвенность. Сказка "Тайное становится явным" Драгунский В. Ю. читать бесплатно онлайн стоит всем, здесь и глубокая мудрость, и философия, и простота сюжета с хорошим окончанием.

Я услышал, как мама сказала кому-то в коридоре:

– … Тайное всегда становится явным.

И когда она вошла в комнату, я спросил:

– Что это значит, мама: «Тайное становится явным»?

– А это значит, что если кто поступает нечестно, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!

Я почистил зубы, лег спать, но не спал, а все время думал: как же так получается, что тайное становится явным? И я долго не спал, а когда проснулся, было утро, папа был уже на работе, и мы с мамой были одни. Я опять почистил зубы и стал завтракать.

Сначала я съел яйцо. Это еще терпимо, потому что я выел один желток, а белок раскромсал со скорлупой так, чтобы его не было видно. Но потом мама принесла целую тарелку манной каши.

– Ешь! – сказала мама. – Безо всяких разговоров!

Я сказал:

– Видеть не могу манную кашу!

Но мама закричала:

– Посмотри, на кого ты стал похож! Вылитый Кощей! Ешь. Ты должен поправиться.

Я сказал:

– Я ею давлюсь!..

Тогда мама села со мной рядом, обняла меня за плечи и ласково спросила:

– Хочешь, пойдем с тобой в Кремль?

Ну еще бы… Я не знаю ничего красивее Кремля. Я там был в Грановитой палате и в Оружейной, стоял возле царь-пушки и знаю, где сидел Иван Грозный. И еще там очень много интересного. Поэтому я быстро ответил маме:

– Конечно, хочу в Кремль! Даже очень!

Тогда мама улыбнулась:

– Ну вот, съешь всю кашу, и пойдем. А я пока посуду вымою. Только помни – ты должен съесть все до дна!

И мама ушла на кухню.

А я остался с кашей наедине. Я пошлепал ее ложкой. Потом посолил. Попробовал – ну, невозможно есть! Тогда я подумал, что, может быть, сахару не хватает? Посыпал песку, попробовал… Еще хуже стало. Я не люблю кашу, я же говорю.

А она к тому же была очень густая. Если бы она была жидкая, тогда другое дело, я бы зажмурился и выпил ее. Тут я взял и долил в кашу кипятку. Все равно было скользко, липко и противно. Главное, когда я глотаю, у меня горло само сжимается и выталкивает эту кашу обратно. Ужасно обидно! Ведь в Кремль-то хочется! И тут я вспомнил, что у нас есть хрен. С хреном, кажется, почти все можно съесть! Я взял и вылил в кашу всю баночку, а когда немножко попробовал, у меня сразу глаза на лоб полезли и остановилось дыхание, и я, наверно, потерял сознание, потому что взял тарелку, быстро подбежал к окну и выплеснул кашу на улицу. Потом сразу вернулся и сел за стол.

В это время вошла мама. Она посмотрела на тарелку и обрадовалась:

– Ну что за Дениска, что за парень-молодец! Съел всю кашу до дна! Ну, вставай, одевайся, рабочий народ, идем на прогулку в Кремль! – И она меня поцеловала.

В эту же минуту дверь открылась, и в комнату вошел милиционер. Он сказал:

– Здравствуйте! – и подошел к окну, и поглядел вниз. – А еще интеллигентный человек.

– Что вам нужно? – строго спросила мама.

– Как не стыдно! – Милиционер даже стал по стойке «смирно». – Государство предоставляет вам новое жилье, со всеми удобствами и, между прочим, с мусоропроводом, а вы выливаете разную гадость за окно!

– Не клевещите. Ничего я не выливаю!

– Ах не выливаете?! – язвительно рассмеялся милиционер. И, открыв дверь в коридор, крикнул: – Пострадавший!

И к нам вошел какой-то дяденька.

Я как на него взглянул, так сразу понял, что в Кремль я не пойду.

На голове у этого дяденьки была шляпа. А на шляпе наша каша. Она лежала почти в середине шляпы, в ямочке, и немножко по краям, где лента, и немножко за воротником, и на плечах, и на левой брючине. Он как вошел, сразу стал заикаться:

– Главное, я иду фотографироваться… И вдруг такая история… Каша… мм… манная… Горячая, между прочим, сквозь шляпу и то… жжет… Как же я пошлю свое… фф… фото, когда я весь в каше?!

Тут мама посмотрела на меня, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник, а уж это верная примета, что мама ужасно рассердилась.

– Извините, пожалуйста, – сказала она тихо, – разрешите, я вас почищу, пройдите сюда!

И они все трое вышли в коридор.

А когда мама вернулась, мне даже страшно было на нее взглянуть. Но я себя пересилил, подошел к ней и сказал.