Марина снежная линия сердца.

Когда начинать? Часто спрашивают: с какого возраста детям можно исповедоваться? В дореволюционном определении Священного Синода был указан возраст – семь лет. Но нужно учитывать, что тогдашние дети, по сравнению с нынешними, были просто птенчики. Детство было для них

Как начинать называние.

Как начинать называние. Начните с того, чтобы удобно сесть, сосредоточивая осознание на дыхании. Когда вы почувствуете каждое дыхание, тщательно признаете его, дав ему простое имя: «вдох», «выдох», произнося эти слова где-то в глубине ума безмолвно и осторожно. Это поможет

Большую часть времени проводит в полуразрушенном Хилвуде, который, уж поверьте, купил, рассчитывая на будущее... с вами.

Сердце Даниэллы вдруг сжалось от недоброго предчувствия.

– Что-нибудь случилось? Он упал с лестницы? Оступился?.. Ничего, поправится!

– Оказывается, вы жестокая. Я надеялась, что вы откликнитесь на мою просьбу и согласитесь поговорить с ним хотя бы по телефону, чтобы чуточку поддержать.

Даниэлла, уверенная, что теперь мать Чарльза расставляет силки, наконец сказала:

– Полагаю, мистер Меррей скоро поправится. Я ничем не могу вам помочь. Между мною и вашим сыном все кончено.

– Жаль. Он ведь действительно вас любит. Будь я на вашем месте, поверьте, сумела бы это чувство оценить.

– По-моему, у него и без меня богатый выбор.

– Зря вы так! – Бетси Меррей укоризненно взглянула Даниэлле прямо в лицо. – Я не хотела все говорить до конца, но, видно, придется. В Чарли стреляли. Он ранен.

Голова у Даниэллы пошла кругом, она пошатнулась.

– Ранен?..

– Десять дней тому назад бежал из тюрьмы некий Барт Рэнд, который однажды уже покушался на жизнь Чарли. Теперь он выследил его и подстерег в Хилвуде.

– А как же охрана? Где был в это время Гленн?

– Да в том-то и дело, что Чарли вел себя неадекватно, я же вам говорила. Он наотрез отказался ездить в Хилвуд в сопровождении Лэрда. Хотел побыть в одиночестве, вот и поплатился за свое безрассудство. К счастью, этот негодяй промахнулся, пуля задела Чарли рикошетом, но он потерял много крови... Врачам пришлось повозиться. Сейчас и их, и меня волнует одно – Чарли словно безразличен к собственной жизни и даже не пытается взять себя в руки...

Даниэлла почувствовала, как ее тело покрывается холодным потом, боль сжала сердце, острыми молоточками застучало в висках, мысли смешались. По сравнению с тем, что случилось, прошлые события показались ей мелкими, ничтожными. Только теперь она начала отдавать себе отчет, что значит Чарльз в ее судьбе...

– Полиции удалось задержать мерзавца. Только на этот раз его упекли в лечебницу – при обследовании обнаружилось психическое расстройство.

– Где он? – машинально, думая о своем, перебила Даниэлла.

– Кто, Рэнд?

– Да нет же!

Бетси Меррей поняла, что та в шоке.

– Чарли в Хилвуде.

Первым, кого Даниэлла увидела в Хилвуде, был Гленн Лэрд. Можно было не сомневаться – тот не покинет своего хозяина в трудную минуту. Ведь он наверняка казнится: послушно снял с себя обязанности телохранителя, не проявив настойчивости.

– Здравствуйте! – сказал Гленн, когда Гифорд вышла из машины. – Спасибо, что приехали. Я уж заждался.

– Разве вы знали об этом? – подозрительно спросила она.

– Я надеялся, – честно признался Гленн. – Не трудно догадаться, к кому может поехать миссис Меррей в Уотфорде. Не к дочери же с зятем, с которыми у нее испорчены отношения...

– Как Чарли?

– Могло быть хуже. Этот парень давно угрожал ему и вот выполнил задуманное.

– Где Меррей сейчас?

– В оранжерее. Там не очень удобно, но лучше, чем в любом другом помещении.

– Он... знает, что его мать ездила ко мне? Гленн пожал плечами.

– Во всяком случае я ему об этом не говорил.

Уклончивый ответ не совсем удовлетворил Даниэллу. Она буквально терзалась по поводу того, что рванулась сюда, повинуясь эмоциональному порыву. Еще по дороге в Хилвуд ее начали мучить все прежние сомнения и обиды, и если теперь она помедлит еще немного, то вообще не решится войти в дом.

В холле было холодно и сыро как в могиле. Без Гленна, шагавшего рядом, ей, наверное, стало бы не по себе. Но в западном крыле, там, где к зданию примыкала оранжерея, оказалось уже теплее.

Если Меррей и понял, что кто-то идет, то не подал виду. Конечно, он не мог не слышать звука шагов, но решил, что, вероятно, Гленн проверяет, все ли в порядке.

Кришна Дваипаяна пришел проститься. Юдхиштхира смиренно пообещал:

- Я не уязвлю никого колкостями. Я буду относиться к собственным детям так же, как и к чужим. Я не разожгу пожар войны и не допущу кровопролития. Я посвящаю жизнь всеобщему счастью, следуя пути истины и дхармы.

Благословляя Юдхиштхиру, Кришна Дваипаяна сказал:

- Много неблагоприятного случится на протяжении следующих тринадцати лет. Время неумолимо. Вероятно, многие и многие кшатрии погибнут. Но не тревожься, иди дорогою дхармы, ведь именно это принесет миру мир.

Внимая пророчеству Кришны Дваипаяны, Юдхиштхира повесил голову. Его сердце трепетало: «Неужели нет места покою в этой жизни? Какие еще несчастья могут случиться?»

Теперь уезжал Кришна Васудева. Он приехал из Двараки много дней назад, и Ему пора было возвращаться. Но, думая об отъезде сакхи, я чувствую себя несчастной. Почему императрица так слаба сердцем? Что она теряет? Я и сама не понимала, откуда эта слабость. Казалось, что в то мгновение, когда сакха покинет нас, небо рухнет на мою голову. Пророчество Кришны Дваипаяны встревожило меня. Во мне тлело беспокойство.

Склонившись перед Юдхиштхирой, Кришна попросил разрешения отбыть. Юдхиштхира тоже был взволнован:

Говинда! Императором должен быть Ты. Я знаю, что я не достоин трона. Поэтому, когда меня славят, вместо восторга я чувствую боль. Мне стыдно. Сжигая мое сердце горем и стыдом, Ты покидаешь нас. Думая об этом, я ощущаю полную беспомощность.

Говинда с любовью воздел руки:

- Брат Юдхиштхира! Человека украшает скромность, а не самобичевание. Ты должен действовать, а Я – помогать. Только дхарма защитит Землю. После раджасуя-ягьи ответственность за дхарму легла на твои плечи. Помни: человек защищает дхарму, и дхарма защищает человека.

Говинда забирал с Собою сердца всех и каждого. Мои сыновья обступили Кришну:

- Дядя, не уезжай!

Абхиманью твердил:

- Я отправлюсь к дядюшке!

Кришна приласкал каждого. Он много сделал для них. Он посоветовал им сосредоточиться на учебе.

Абхиманью был старшим. Мои сыновья были погодками. Абхиманью был точной копией своего отца, чего нельзя было сказать о моих сыновьях, хотя в каждом из них было сходство с кем-нибудь из пятерых Пандавов. Самым удивительным было то, что глаза, губы и стопы каждого из них были как у Кришны. Как такое возможно? Полагаю, это произошло из-за моей поглощенности Кришной. Мое внимание всегда было приковано к лотосным стопам Кришны. Его глаза указывали мне путь. Его губы сообщали мне силу и вдохновляли пить нектар жизни. Порой Кришна шутил:

- Сакхи, да твои сыновья все в Меня, а не в своих отцов! Бхима тебя не дразнит?

Я краснела и, потупившись, отвечала:

- Немудрено – ведь Кришна вошел в моих мужей таким образом, что они потеряли самих себя. Так что сходство детей с Кришной вполне естественно. Особенно это касается сына Арджуны, Шрутакирти. Он – точная копия сакхи. Что я могу поделать с этим?

Лаская Шрутакирти, сакха приговаривал:

- Ну и в чем тогда разница между Моими сыновьями и сыновьями Арджуны? Два сакха – душа одна. Если ты разлучишь Меня с ним, он почувствует опустошение. Если он исчезнет, одиноко будет Мне. Поэтому только тебе знать, чей же на самом деле сын этот Шрутакирти.

Арджуну веселили шалости сакхи, и он заражал меня своим смехом. Но им так уж хотелось пошутить, то почему они дразнили меня?

Детей утешили и отправили восвояси. Я поднялась, приветствуя Кришну. Мои глаза наполнились слезами. Сакха остановился и печально произнес:

- Сакхи, смею ли Я возвращаться в Двараку, видя твои слезы? Зачем ты снова причиняешь Мне боль? Я поклялся, что когда бы ты ни вспомнила обо Мне, Я тут же появлюсь. Но после того, как ты стала императрицей, может ли друг-пастушок надеяться, что ты о Нем не забудешь?

Сакха опять сокрушал мою гордыню! Он знал, что без Него мой венценосный супруг беспомощен, как лист, несомый течением реки. Но Он дразнил меня, читая мысли. Я сложила ладони:

- Сакха, я отдаю Тебе все. Поэтому моя гордость тоже принадлежит Тебе. Зачем Ты обижаешь меня? Что ж, обижай, если Тебе так хочется, но только возвращайся, возвращайся поскорее…

- Придет время – и Я вернусь.

И сакха отбыл.

Глава 26

Страницы книги нужно листать, но страницы жизни открываются и закрываются сами собой. Я вышла замуж за пятерых братьев-брахманов, которые превратились в царевичей Хастинапура. Затем они вновь потеряли царство и, подальше от неурядиц и зависти двоюродных братьев, основали свою столицу в бесплодном, лесистом Варанавате. Каких жертв, усилий, боли и трудностей стоило им превращение Варанавата в Индрапрастху! История всей этой нелегкой садханы была начертана в моем сердце. Бремя, которое легло на плечи пятерых, разделяла я одна.

Мой супруг был императором, а Индрапрастха – богатейшим городом Арьяварты. С точки зрения богатства, процветания, естественной красоты, доходов, искусства, музыки, танцев, литературы и военного искусства Индрапрастха была образцом для каждого царства.

Я была матерью пятерых сыновей, но первым для меня был сын Субхадры. Моя семейная жизнь была мирной и счастливой. Я ни в чем не нуждалась и не желала ничего большего. Пандавы вступили в свои права. Им помогал Кришна. Теперь мне хотелось лишь следовать путем дхармы и делить с ними радости и печали. Хозяйство вела Субхадра. На мне лежала печать отрешенности. Нужно было позаботиться о благополучии страждущих. Пища, одежда, кров, образование – человек имеет право на все это с самого рождения. Если хоть кто-нибудь в Индрапрастхе не получитв доступа к предметам первой необходимости, то Юдхиштхира будет императором лишь по названию, а мне не быть Ягьясени. Я уже подумывала о том, чтобы посвятить себя заботам о благосостоянии народа, сделать это миссией своей жизни, как вдруг мои мечты испарились.

Видура, проницательный, разумный, самый почтенный наш дядюшка, прибыл из Хастинапура с приглашением: царь Хастины, Дурьодхана, предлагает царю Индрапрастхи, Юдхиштхире, сыграть в кости.

Мое сердце сжалось от недоброго предчувствия. Я убеждала мужа отказаться. Я умоляла:

- Не принимай это приглашение! Кшатриям нежелательно играть в кости. Сдается мне, что под видом игры в кости Дурьодхана снова расставил для нас сети интриг.

Юдхиштхира тоже переживал. Он серьезно сказал:

Ягьясени, мне известно, что охота, пьянство, игра в кости и женщины – четыре эти привычки пагубны для царя. Но все же, если Дурьодхана приглашает нас с разрешения Деда и старших, я не имею права отказаться.

- Но ты плохой игрок – об этом тоже всем известно. Поражение предрешено – для меня это ясно как Божий день.

- Кшатрий не отступает, даже зная о том, что будет побежден.

- Война и игра в кости – не одно и то же.

Дурьодхана знает, что я плохой игрок, потому и бросил мне вызов. Но, даже зная об этом, я не смею отказаться от приглашения только потому, что струсил.

- Хотя бы расспроси дядюшку Видуру, что они замышляют, - упрашивала я.

Запинаясь и смущаясь, дядя Видура открыл правду. Дурьодхане нестерпимо слышать о славе цветущей Индрапрастхи. Богатство и процветание Пандавов разжигают в нем алчность. Он знает, что ему не сравняться с Пандавами и за семь жизней. Вот почему, по совету своего подлого дяди, Шакуни, и вынудив Дхритараштру дать согласие, нас приглашают сыграть в кости. Отобрать все богатство и собственность Пандавов - если не силой, то хитростью: вот какой замысел кроется. Шакуни будет бросать кости за Дурьодхану. Никто в трех мирах не умеет мухлевать столь же ловко, как Шакуни, так что победа за ним.

Терпеливо выслушав все, Юдхиштхира распорядился готовиться к поездке в Хастину. Бледная от сожаления и тревоги, я спросила:

- Ты принимаешь приглашение, даже зная о заговоре Шакуни и Дурьодханы?

Хотя жульничество царя Гандхары, Шакуни, очевидно, приглашение следует принять. Каждый наш шаг по дороге жизни предопределен. Поэтому, вопреки сомнениям, я нахожу правильным принять участие в игре.