Чем занимались дети в средние века. Кто такие бастарды, и как они становились королями

Тема средневековья стремительно популяризируется в интернете — мы уже размещали популярных ролик о бытовавших тогда заблуждениях и распространенном мракобесии(найдете по ссылке) и о судах над животными(увидите ). Теперь еще один популярный канал — «СКАЗКИ НАЙТ» — снял видео на довольно жестокую тему — причинах детских смертей в Средние века. В итоге оно заняло #49 место на вкладке« в тренде» YouTube. О причинах популярности темы судить не собираемся.

Дети составляли от 45% до 60% населения, но каким-то особенным периодом, требующим заботы и внимания, оно не считалось. В конце концов, взрослыми люди считались уже с 14 лет. Если младенец не умирал при родах или в первые месяцы жизни, а это случалось часто, им могли угрожать случайные трамвы, удушье, а также развитие рахита из-за нехватки солнечного света. Травмы часто возникали из-за того, что в крестьянских домах помещение для скота соседствовало с жилыми комнатами, и дитя могли не только укусить или лягнуть, но и попросту затоптать. Падение с высоты и утопление также были весьма распространенными причинами смерти детей в средневековье.

Стоит отметить, что базовое воспитание основывалось на повиновении, соблюдении христианских заповедей и светских норм этикета. Мальчики играли в довольно суровые игры формата« стенка на стенку» и зачастую присоединялись к охоте. Грамота была не очень распространена, а вот из лука стрелять учились. В это время девочки осваивали семейное ремесло, подражая родителям и другим родственникам, а также постигали основы домашнего хозяйства.

Возраст вступления в брак в обычных обстоятельствах варьировался от 12 до 16 лет. Последняя цифра считалась довольно поздней, так что среди молодежи образовывался широкий слой неженатой, ничем не занятой и оттого буйной молодежи.

Археологи, исследовавшие останки средневековых детей, выявили несколько закономерностей. Они пришли к выводу, что особенно тяжелой жизнь стала в XII—XIV вв. еках: население Европы росло, а количество еды сокращалось, в перенаселенных городах еще стремительнее распространялись эпидемии… Особенно сурова была первая половина XIV века, известная« великим голодом» — серией неурожайных годов. Парадоксально, но положение исправила чума — население стало меньше, реальные доходы выросли вдвое, а безработица надолго исчезла.

«Люди XII века не боялись жизни и соблюдали библейскую заповедь: «плодитесь и размножайтесь». Ежегодная норма рождаемости составляла около 35 человек на тысячу. Многодетная семья считалась нормальным явлением для всех слоев общества. Впрочем, королевские пары подавали здесь пример: Людовик VI и Алике Савойская, Генрих II и Алиенора Аквитанская, Людовик VII и Бланка Кастильская, произвели на свет по восемь детей каждая.

В течение исследуемого нами периода рождаемость, похоже, даже возрастала. Так, в Пиккардии, как показывает исследование, количество «многодетных» (от 8 до 15 детей) семей в аристократических кругах составляло 12% в 1150 году, 30% в 1180 году и 42% в 1210 году. Таким образом, речь идет уже о значительном росте.

Вопреки многолетним утверждениям историков, детородный период у женщин в XII и XIII веках был практически таким же, как у современных матерей. Если его считали коротким, то лишь потому, что зачастую его прерывала смерть во время родов или кончина супруга, который мог быть намного старше жены. А молодые вдовы, за исключением женщин аристократического происхождения, редко выходили замуж во второй раз. Первый ребенок нередко рождался относительно поздно, из-за чего довольно велик разрыв между поколениями. Но он не чувствовался так заметно, как сейчас, из-за распространенной возрастной разницы между супругами или между первым и последним ребенком.

В этом отношении показателен пример Алиеноры Аквитанской. Она родилась в 1122 году и в 15 лет (1137) вышла замуж за наследника французского трона, будущего Людовика VII, которому родила двух дочерей: Марию (1145) и Алике (1150). В 1152 году, после пятнадцати лет замужества, она развелась и вскоре вышла замуж за Генриха Плантагенета, моложе ее на десять лет. От этого нового союза родилось восемь детей: Гийом (1153), Генрих (1155), Матильда (1156), Ричард (1157), Жоффруа (1158), Элеонора (1161), Джоанна (1165) и Джон (1167). Таким образом, рождение ее детей относится, с одной стороны, к периоду между 23 и 28 годами, а с другой — оно происходило в возрасте 31, 33, 34, 35, 36, 39, 43 и 45 лет. Между рождением первого и последнего ребенка прошло 22 года.

Еще один характерный случай: Уильям Маршал (Гийом ле Марешаль) граф Пемброк, регент Англии с 1216 по 1219 год, женился лишь в возрасте 45 лет, выбрав в жены Изабеллу де Клер, богатую наследницу, причем моложе его на 30 лет. Несмотря на разницу в возрасте супруги успели произвести на свет девять детей. Нужно добавить, что в приведенных примерах речь идет лишь о тех детях, о которых что-либо известно. Те же, кто умер в раннем возрасте, практически не упоминаются в документах и хрониках.

Действительно, детская смертность была весьма высока. Около трети детей не доживало до пятилетнего возраста и по меньшей мере 10% умирали в течение месяца после рождения. В связи с этим детей крестили очень рано, чаще всего на следующий день после рождения. По этому случаю в приходской церкви совершалась церемония, ничем не отличавшаяся от сегодняшней. Обычай окунать обнаженного новорожденного в крестильную купель практически исчез в XII веке. Крещение производилось путем «обливания»: священник троекратно поливал головку новорожденного святой водой, осеняя его крестом и произнося: «Ego te baptize in nomina Patris et Filii et Spiritus sancti»(«Крещаю тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа» (лат.). (Примеч. пер.)

Обыкновенно у новорожденного имелось несколько крестных отцов и матерей. Гражданской церемонии не существовало, а потому многочисленность восприемников считалась необходимой, чтобы лучше сохранить воспоминание о событии. Известно, что Филипп Август был крещен на следующий день после своего рождения, 22 августа 1165 года, парижским епископом Морисом де Сюлли (тем самым, кто в 1163 году решил реконструировать собор Парижской Богоматери), и что присутствовали три крестных отца и три крестные матери: Гуго, аббат Сен-Жермен-де-Пре, аббат Сен-Виктора, Эд, бывший настоятель Сен-Женевьев; его тетя Констанция, жена графа Тулузского, и две женщины-вдовы, жившие в Париже.

До 6—7 лет ребенок воспитывался няньками. Его занятия состояли из различных игр, таких, как прятки, жмурки, чехарда и т. п. и игрушек: шарики, кости, бабки, волчки, деревянные лошадки, тряпичные и кожаные мячи, куклы с двигающимися ручками и ножками, выструганные из дерева, миниатюрная посуда.

Похоже, что в Средние века взрослые проявляли определенное равнодушие к маленькому ребенку. Лишь в немногих документах и литературных произведениях можно встретить изображение родителей, очарованных, умиленных или взволнованных действиями своего потомства, не достигшего возраста обучения».

Мишель Пастуро «Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола»

«Средневековые энциклопедии говорят о детях отдельно от взрослых, в медицинских разделах, поскольку они нуждаются в особом уходе. Средневековое право, будь то римское, каноническое или обычное также выделяет детей в особую категорию, наделенную; личными и имущественными правами, которые в период малолетства требуют опеки. Само понятие малотлетства подразумевало уязвимость и потребность в специальной защите.

Теория Ф. Арьеса 1960 г. о средневековом восприятии детей как маленьких по росту взрослых частично* основывалась на его наблюдении, что в средневековом искусстве дети одеты так же, как взрослые. Но это не совсем верно.На рукописных миниатюрах детская! одежда проще и короче туалетов взрослых. Мальчики носят рубашку, рейтузы и кафтан, девочки — платье и тунику. Миниатюры изображают детей играющими в мяч, плавающими, стреляющими из лука, управляющими марионетками, наслаждающимися кукольными представлениями — круг развлечений, типичных длядетей во все времена. В своей истории графов Гвинер, Ламберт Ардрский рассказывает о том, что молодая | жена графа, вероятно ей было 14 лет, все еще любила играть в куклы. Хронист Гиральд Камбрейский вспоминает, что его братья строили замки из песка (в то время как Гиральд, будущий монах, строил песочные монастыри и церкви).

Энциклопедии и специальные трактаты — такие, как сочинение знаменитой Тротулы, преподававшей в XII в. в медицинской школе Салерно, предписывали тщательный уход за новорожденными: в них содержались инструкции, как перевязывать пуповину, купать младенца, устранять слизь из легких и горла. Дети рождались только дома под присмотром повивальной бабки: больницы уже существовали, но они не предназначались для приема родов. Повивальные бабки принимали роды даже у королев и знатных дам, поскольку мужчинам запрещалось входить в родильное помещение. Тротула рекомендовала натирать нёбо новорожденного медом, промывать язык горячей водой, «чтобы он мог правильнее говорить», и защищать ребенка в первые часы жизни от яркого света и громкого шума. Чувства новорожденного должны возбуждаться «различными картинками, тканями разного цвета и жемчужинами» и «песнями и мягкими голосами».

Уши новорожденного, предупреждает трактат, «следует прижать и немедленно придать им форму, и это надо делать постоянно». Его конечности следует обвязать свивальниками, чтобы они выпрямлялись, Тело младенца — «гибкое и податливое», по словам Бартоломея Английского, — считалось подверженным! деформациям, в соответствии с «мягкостью природы! ребенка», и легко искривляющимися из-за неправильного обращения.

Пеленались ли крестьянские дети, неизвестно, своем исследовании дознаний коронеров, производимыхсредианглийскихкрестьянскихигородских семей низшего сословия, Б. Ханавальт выявила многих случаев, в которых фигурировали новорожденные, но не нашла ни одного упоминания о пеленании. Гиральд Камбрейский сообщал, что ирландцы не следуют этой практике: они оставляют новорожденных «на милость безжалостной природе. Они не кладут их в колыбели и не пеленают, их нежным конечностям не помогают частыми купаниями и не придают им [надлежащую] форму какими-либо полезными способами. Повивальныебабкинеиспользуютгорячуюводу, чтобы поднять нос или прижать лицо, или удлинить ноги. Не получающая никакой помощи природа сама, по своему собственному усмотрению формирует и размещает части тела, которое она произвела на свет». К изумлению Гиральда, в Ирландии природа «формирует и отделывает [детские тела] до полной их мощи с красивыми прямыми телами и красивыми, с хорошими чертами лица»..|

В английских деревнях, которые называются в отчетах коронеров, младенцев держали в колыбелях у очага. В Монтайю, по-видимому, их часто носили С собой. «Однажды в праздник я стояла на площади в Монтайю с маленькой дочкой на руках, — свидетель» свидетельствует Гийемет Клерже. Другая деревенская женщина описывает свадебный пир, на котором «я стояла у очага, держа на руках недавно родившуюся дочку» сестры жениха.

Жены крестьян и ремесленников сами выкармливали своих детей, если этому не мешали какие-то обстоятельства, например, служба матери. Когда Раймон Арсен из Монтайю пошла служанкой в семью в городе Памьере, она отдала своего незаконнорожденною младенца на воспитание в соседнюю деревню. Позднее, когда она стала наниматься на работу во время сбора урожая, она забрала ребенка с собой и отдала в другую деревню. Состоятельные же женщины в XIII в. прибегали к услугам кормилиц настолько широко, что руководства для приходских священников советовали противодействовать этой практике, поскольку она противоречит мудрости как Писаний, так и науки. Скульптуры в церквах и миниатюры в рукописях изображают Деву Марию, кормящую Иисуса, но проповеди и притчи не действовали на знать, которая продолжала приводить кормилиц в дом не только для того, чтобы вскармливать младенцев, но и ухаживать за подрастающими детьми. В замке Кенилворт каждый из детей Монфоров имел собственную няню.

Выбирая кормилицу, ответственные родители искали чистую, здоровую молодую женщину с хорошим характером и следили, чтобы она придерживалась правильного режима и диеты. Тротула из Салерно рекомендовала, чтобы она много отдыхала и спала, воздерживалась от «соленой, острой, кислой и вяжущей» пищи, особенно чеснока, и избегала волнений. Как только младенец мог есть твердую пищу, Тротула советовала, чтобы ему давали кусочки цыпленка, фазана или грудку куропатки «размером и формой как желуди. Он сможет держать их в руке и играть с ними и, посасывая их, будет глотать их понемногу».

Няня, писал Бартоломей Английский, занимает место матери и, как мать, радуется, когда радуется ребенок, и страдает, когда страдает он. Она поднимает его, когда он падает, утешает его, когда он плачет, целует его, когда он болен. Она учит его говорить, повторяя слова и «почти ломая свой язык». Она разжевывает мясо для беззубого младенца, шепчет и поет ему, поглаживает его, когда он спит, купает и умащает его.

Отец младенца, согласно Бартоломею, был представителем того поколения, чьей целью являлось преумножение рода с помощью сыновей, которые будут, «сохранять его через его потомков». Такой отец будет ограничивать себя в пище, только чтобы выраститьсыновей. Он глубоко интересуется их образованием, нанимая лучших учителей и, чтобы пресечь возможнуюдерзость,«необращается[кним]свеселым видом», хотя любит их, как самого себя. Он работает, чтобы преумножить богатство и увеличить наследство сыновей и насытить их в юности так, чтобы они могли насыщать его в старости. Чем больше отец любит сына, «тем более усердно он обучает [его]», причем усердие отнюдь не исключает наставлений с помощью розог. «Когда отец его особенно любит, то ему не кажется, что он любим, потому что он постоянно угнетен нагоняями и побоями, ради того, чтобы он не стал дерзким».

В то же время продолжало существовать детоубийство, хотя оно и не было теперь обычным способом контролироватьрождаемость,какв древнеммире; Церковные суды в Англии и других странах налагали за него наказания от традиционных публичных покаяний и строгого поста на хлебе и воде до бичевания, более суровая кара предполагалась в тех случаях, когда родители не были женаты, то есть прелюбодействовали, время, как женатым родителям разрешалось очиститься с помощью клятвы в невиновности и представлении свидетелей, подтверждающих честность обвиняемых.

Отношение средневекового законодательства к детоубийству отличалось от современного в двух моментах: детоубийство рассматривалось как «нечто меньшее, чем убийство», но, с другой стороны, как нечто худшее, чем небрежность, приведшая к смерти. Тем самым внимание церкви было обращено не только на грех родителей, но и на благополучие ребенка. Родители не только должны были иметь добрые намерения, но и заботиться о ребенке в действительности. Б. Ханавальт встретила в исследованных ею записях коронеров только два возможных детоубийства среди 4000 случаев убийств. В одном случае две женщины были обвинены в том, что они утопили в реке трехдневного младенца по просьбе матери, ее сына и дочери; все были оправданы. Во втором — новорожденная девочка, у которой не была перевязана пуповина, была найдена утопленной в реке, ее родители остались неизвестны. Гипотеза о том, что иногда под видом несчастного случая скрывается детоубийство, не подтверждается соотношением полов детей, погибших случайно; классическое пренебрежение младенцами женского пола должно было бы выразиться в преобладании несчастных случаев с девочками; в действительности же 63% детей, умерших в результате несчастного случая, — мальчики.

Конечно, нередко к фатальному исходу приводило небрежение родителей. В одном случае, приведенном в записях коронеров, отец был в поле, а мать пошла к колодцу, когда загорелась солома, устилавшая пол; в результате ребенок в колыбели сгорел. Такие трагедии могли быть вызваны цыплятами, копошившимися около огня и подобравшими горящую веточку, или угольком, попавшим на крыло цыпленка. Другие домашние животные также были опасны. Даже в Лондоне забредшая однажды в семейный магазин свинья, смертельно укусила месячного ребенка.

Выбравшись из колыбели, дети подвергались другим опасностям: колодцы, пруды, канавы; кипящие кастрюли и чайники; ножи, косы, вилы — все это угрожало ребенку. Несчастные случаи происходили, когда они оставались одни, а родители уходили рабо- тать, когда за ними присматривали старшие сестры и братья и даже когда родители были дома, но занимались делами. Когда однажды некие отец и мать выпивали в таверне, забравшийся в их дом человек убил двух их маленьких дочерей. Записи дознаний отражают негативное отношение судей к небрежению родителей или старших братьев и сестер: ребенок находился «без кого-либо, кто бы присматривал за ним» или «оставался без присмотра». Пятилетний мальчик характеризовался как «плохой опекун» для младшего ребенка.

Исследование Б. Ханавальт выявляет и такие случаи, когда родители отдавали свои жизни ради детей. Одной августовской ночью в 1298 г. в Оксфорде от свечи загорелась солома на полу. Муж и жена выскочили из дома, но, вспомнив о своем младенце-сыне, жена «бросилась обратно в дом, чтобы найти его, но сразу, как только она вбежала, она была одолена огромным огнем и задохнулась». В другом случае был убит отец, защищавший дочь от изнасилования.

Выражение родительских чувств к детям трудно обнаружить при немногочисленности того типа источников, в которых обычно воплощаются чувства вообще: мемуары, личные письма и биографии. Но расследование инквизиции в Монтайю дает много картин родительской привязанности. Дама из Шатовердена оставила свою семью, чтобы примкнуть к катарам, но едва могла перенести прощание с ребенком в колыбели: «Когда она увидела его, она поцеловала ребенка, и дитя начало смеяться. Она пошла из комнаты, где лежал младенец, но вернулась снова. Ребенок снова начал смеяться, и так продолжалось несколько раз, так что она не могла заставить себя оторваться от ребенка. Видя это, она сказала служанке: "вынеси его из дома"». Только все подавляющее религиозное убеждение, за которое она позднее и погибла на костре, могло разлучить эту женщину с ее ребенком21.

Утрата ребенка вызывала не только эмоциональные проблемы, но и их тоже. Хорошим примером отцовских чувств является реакция Гийома Бене, крестьянина из Монтайю, который сказал утешавшему его другу: «Я потерял все, что имел, из-за смерти моего сына Раймона. Не осталось никого работать на меня». И, плача, Гийом утешал себя мыслью, что его сын причастился перед смертью и, может быть, находится «в лучшем месте, нежели я теперь».

Одна супружеская пара катаров, Рай мои и Сибилл Пьер из деревни Арке, чья новорожденная дочь Жакот серьезно заболела, решили причастить ее, что обычно делалось для лиц, достигших того возраста, когда происходящее понятно. После того, как причастие было дано, отец был удовлетворен: «Если Жакот умрет, она станет Божьим ангелом». Но мать испытывала иные чувства. Перфект велел не давать младенцу молока или мяса, запрещенных избранным катарам. Но Сибилл «не могла этого больше выдержать. Я не могу позволить моей дочери умереть у меня на глазах. Поэтому я дам ей грудь». Раймон был в ярости и на некоторое время «перестал любить ребенка, и он также перестал любить меня на долгое время, пока позднее не признал, что ошибался». Признание Раймона совпало с отказом всех жителей Арке от учения катаров.

Ф. и Дж. Гис «Брак и семья в средние века».

По Средневековым представлениям человеческая жизнь разделялась на шесть периодов: младенчество, детство, отрочество, юность, зрелость и старость. Возникает вопрос: знала ли Европа в Средние века и раннее Новое время детство как особый, отличный от других, период жизни человека? Раздумья ученых над этим вопросом и их споры, особенно после выхода в 1960 году книги Ф. Арьеса «Ребенок и семейная жизнь при старом порядке», породили несколько десятилетий назад новую междисциплинарную область исследований - «историю детства». По Ф. Арьесу, не только современное понятие детства, но и вообще интерес к этому периоду жизни были чужды западноевропейской культуре вплоть до Нового времени. Складывание современного образа ребенка, считал он, относится к ХУП-ХУШ векам, когда детский и взрослый миры получают отчетливые различия и за первым начинает признаваться самостоятельная социальная и психологическая ценность. Однако кульминация этого процесса относится к эпохе романтизма, создавшей настоящий культ ребенка. До Нового времени, утверждал французский историк, мир был «миром взрослых», где ребенка считали просто маленьким взрослым и где, как правило, никто глубоко не задумывался над его возрастными особенностями.

Нужно заметить, что в последующие годы эта позиция не раз вызывала аргументированные возражения. Было найдено немало свидетельств того, что как Средневековью, так и эпохам Возрождения и Реформации были вполне знакомы этапы человеческой жизни, соответствующие современным понятиям детства и подросткового возраста.

Самые горячие сторонники идеи «долгого Средневековья» не ставят под сомнение то обстоятельство, что в этот период отношение к ребенку в Европе существенно меняется. Эти изменения, ставшие впервые заметными в конце XIV века в среде зажиточных горожан ренессансной Италии, потом, в начале XVI столетия, обретают новый импульс в протестантских странах, после чего процесс перемен охватывает почти всю Западную Европу. На христианском Западе сначала появляются первые реалистические изображения ребенка в живописи и скульптуре, а с XVI века начинают создаваться первые книги для детей. Общество начинает обсуждать множество «детских» вопросов, которые никогда не занимали его раньше. Среди них - целесообразность вскармливания младенца молоком кормилицы или еще один, имеющий символическое звучание, - о возможном вреде пеленания младенца. О детях и детстве в это время вообще стали больше думать и говорить.

Едва ли, впрочем, будет правильным изображать характер этих перемен как простой сдвиг отношения общества к ребенку от индифферентного к заинтересованному. Часто декларируемое безразличие к ребенку в Средние века - скорее всего, миф. Но точно так же мифом следует считать и то, что в это время в отношении к нему господствует тотальный пиетет.

В XIV-XVII веках создаются уже не единицы, а многие десятки мемуаров. Детство в памяти писателей раннего Нового времени - это отдельный, живой и, несомненно, значимый период жизни. А средневековые писатели говорят о детях отдельно от взрослых, поскольку они нуждаются в особом уходе. Средневековое право, будь то римское, каноническое или обычное, также выделяет детей в особую категорию, наделенную личными и имущественными правами, которые в период малолетства требуют опеки. Само понятие малолетства подразумевало уязвимость и потребность в специальной защите.

Трудно понять, какое в точности место занимал ребенок в семье как первичной общности.

«Люди XII века не боялись жизни и соблюдали библейскую заповедь: «плодитесь и размножайтесь». В среднем рождаемость составляла около 35 человек на тысячу ежегодно. Многодетная семья считалась нормальным явлением для всех слоев общества. Впрочем, королевские пары подавали здесь пример: Людовик VI и Алике Савойская, Генрих II и Алиенора Аквитанская, Людовик VII и Бланка Кастильская, произвели на свет по восемь детей каждая. Вопреки многолетним утверждениям историков, детородный период у женщин в XII и XIII веках был практически таким же, как у современных матерей. Если его считали коротким, то лишь потому, что зачастую его прерывала смерть во время родов.

Специального воспитания детей раннего возраста средневековье не знало. Аристократические младенцы отдавались кормилицам. «Няня, писал Бартоломей Английский, занимает место матери и, как мать, радуется, когда радуется ребенок, и страдает, когда страдает он. Она поднимает его, когда он падает, утешает его, когда он плачет, целует его, когда он болен. Она учит его говорить, повторяя слова и «почти ломая свой язык». Она разжевывает мясо для беззубого младенца, шепчет и поет ему, поглаживает его, когда он спит, купает и умащает его». Его занятия состояли из различных игр: прятки, жмурки, чехарда и т.п., и игрушек: шарики, кости, бабки, волчки, деревянные лошадки, тряпичные и кожаные мячи. Куклы с двигающимися ручками и ножками, выструганные из дерева, миниатюрная посуда. Дети крестьян и ремесленников, выйдя из колыбели, ползали по кухне, пока не достигали такого возраста, когда их можно было приставить к какому-нибудь делу. Отрочество завершалось рано: к 12 годам у девочек, к 14 -- у мальчиков.

Мальчики могли получать образование в монастырях, причем монахи не требовали от них исполнения правил, предписанных взрослым, и даже выделяли время для игр.

В семьях с достатком, где ребенок позиционировался как наследник, продолжатель рода (для мальчиков) либо удобное политическое оружие, средство объединения семей (для девочек) существовала идея взаимных обязательств: родители отдают свое время и средства, чтобы помочь детям вступить в жизнь, а дети в ответ обязуются быть послушными и покорными родителям.

Однако высокая детская смертность в Средние века свидетельствует о недостатке родительской привязанности к детям. Во всяком случае, совершенно очевидно, что там, где высокая детская смертность вызвана нищетой родителей к детям, к их рождению и к их смерти относятся спокойно. По крайней мере, до тех пор, пока ребенок не становился работником в семье (около 7-8 лет), тогда смерть ребенка воспринималась как потеря рабочих рук. Действительно, детская смертность была весьма высока. Около трети детей не доживало до пятилетнего возраста и, по меньшей мере, 10% умирали в течение месяца после рождения. В связи с этим детей крестили очень рано, чаще всего на следующий день после рождения. Человек от рождения существо социальное, ему необходимо общение и любовь ничуть не меньше чем кров и еда.

Фридрих II даже проводил социальные опыты над младенцами. «Он пожелал узнать на основании опыта, какой из языков или наречий был свойственен детям, если те росли, не разговаривая ни с кем из людей. И он приказал служанкам и кормилицам давать младенцам молоко, кормить их грудью, купать и ухаживать за ними, но никак не ласкать их и не разговаривать с ними; ибо он хотел знать. Заговорят ли они на древнееврейском, первом из существующих языков, на греческом, латыни или на арабском, или же на языке своих родителей, тех, от кого они были рождены. Но все его усилия были напрасны, ибо ни один младенец не выжил...».

Что касается браков среди детей, то браки заключались исключительно в аристократической среде, крестьяне и ремесленники не нуждались в этом. Не возлагали они и взрослых ролей на своих детей. Б. Ханавальт сделала наблюдение, что в возрасте между четырьмя и восьмью годами крестьянские дети были в основном заняты детскими играми, и обычно только после 8 лет им начинали поручать различную работу, чаще всего домашнюю: мальчики следили за овцами или гусями, пасли или поили быков и лошадей, подбирали колоски после жатвы; девочки собирали дикие фрукты, приносили воду, помогали готовить. Став юношами, мальчики присоединялись к отцам в поле.

Некоторые юноши из всех классов, знати, ремесленников, крестьян, покидали дом, чтобы получить образование, приобрести трудовые навыки или стать слугами. Сыновей и дочерей знати отправляли в другие аристократические усадьбы, часто родственников, чтобы сыновья овладевали навыками рыцарей, а девушки обучались правилам обхождения. Когда 20 летний Вильям Маршал отбывал в Нормандию, чтобы стать оруженосцем, он, как сообщает его биограф, плакал, расставаясь с матерью, братьями и сестрами, как современный юноша, уезжающий в школу-пансионат.

Городской мальчик мог жить и столоваться в доме мастера, у которого он служил подмастерьем, а его родители платили за его содержание. Большинство гильдий запрещало мальчикам становиться подмастерьями у собственных отцов, поэтому обучение ремеслу предполагало, что мальчик рано покинет родительский дом. Мальчиков из среднего сословия, которые ходили в школу, обычно отдавали в ученики сразу после того, как они овладевали грамотой: образование было роскошью, тогда как знание дела или ремесла обеспечивало жизнь. В 1248 г. марсельский юрист отправил своего сына учеником к меняле на два года; он выплачивал значительную сумму денег и зерна за «хлеб и вино и мясо» и другие необходимые вещи для Гийома, а также обещал хозяину возмещение, если юноша причинит ему какой-либо ущерб. Отношения между мастером и учеником, по мнению С. Трапп, были «полуродительскими», причем особое внимание уделялось воспитанию уважения к авторитету мастера. Подмастерья подлежали телесным наказаниям, причем наказания оговаривались в соглашении, «как будто это была обязанность мастера, а не его право». Ученик должен был учиться усмирять свой характер и держать себя в руках перед старшими. Если ему казалось, что с ним плохо обращаются, он мог обратиться в гильдию мастера. Незаконным детям часто уделялось такое же внимание, как и законным, включая образование через ученичество; иногда они могли и унаследовать имущество. Гентский кожевник по имени Гизельбрехт де Скутит, живший в XIV в., имел долголетнюю связь с женщиной, которая подарила ему шестерых детей. Его жена детей не принесла, и на смертном одре Гизельбрехт оставил значительное наследство всем шестерым и отдал старшего сына в ученичество к кожевнику, так, чтобы в своей профессии он мог последовать за отцом: гильдия кожевников не дискриминировала незаконнорожденных.1 Рождаемость в Средние века, как было сказано выше, была очень высокой. Женщина от 15 до 40 лет рожала 12--15 раз с интервалом в 1,5--2 года. Техника предохранения от беременности и аборты были преданы церковной анафеме и частично забыты. Деревенские акушерки шельмовались как ведьмы.

Хотя имущественной правоспособности люди в средние века достигали относительно поздно, брак можно было заключать достаточно рано: мальчикам -- в 14--15 лет, девочкам -- в 13--14 лет. В отдельных случаях католическая церковь освящала даже браки двенадцатилетних. Обручать же детей родители могли сразу же после рождения. Такую помолвку расторгнуть было невозможно. Но когда детям исполнялось 14 лет, они им ели право самостоятельно расторгнуть помолвку, но только в случае, если девушка оставалась непорочна. Из числа брачных партнеров исключались родственники до 6 колена, крестники, сводные братья и сестры. Поэтому искать супругу своему сыну крестьянину зачастую приходилось достаточно далеко от места постоянного проживания.

По словам известного историка Жака Ле Гоффа, прагматичное общество едва замечало ребенка, не имея времени ни умиляться, ни восхищаться им: «Ребенок часто не имел столь привычного для традиционных обществ воспитателя. Слишком мала была продолжительность жизни в средние века. Едва выйдя из-под опеки женщин, не относившихся серьезно к его детской сущности, ребенок оказывался выброшенным в изнурительность сельского труда или в обучение ратному делу. Это подтверждают и картины, на которых рисуют очень юного героя уже как молодого человека -- скороспелость была обычным явлением».

Еще одной причиной безразличия к ребенку являлась всеобщая безграмотность: в устноговорящем, не знающем ни письма, ни чтения средневековом мире не было причины разделять сферы взрослой и детской жизни. Ребенка не приучали к горшку, не скрывали от него сексуальную жизнь взрослых, не было никаких ограничений и фраз типа «тебе еще рано это знать». Работу так же не различали по возрастам.

Единственная граница, отделяющая «маленького взрослого» от обычного взрослого - возраст семи лет. Считалось, что тогда человек окончательно овладевает всеми секретами речи, поэтому становится полноценно развитым существом. За семилетний рубеж ратовала и Церковь, утверждая, что всякий семилетка способен четко отличать добро от зла. На практике же, как только малыш мог обходиться без постоянной заботы матери или кормилицы, он принадлежал к миру взрослых забот и взрослых интересов.

В это время существовала большая детская смертность. В эпоху неразвитой медицины, когда основным делом детей было умирать - в многодетных семьях до 20-летнего возраста доживали единицы. Поэтому у взрослых отсутствовал психологический комплекс сопереживания детям, «исчезающим у них на глазах». Считалось, что пока ребенок не вырастет и тем самым не докажет свою жизнеспособность, он попросту не должен вызывать у родителей особого внимания и интереса. Смерть ребенка в этот период траура не предусматривала.

Ключевые слова

ЖЕСТОКОСТЬ / ДЕТИ / СРЕДНЕВЕКОВЬЕ / CRUELTY / CHILDREN / THE MIDDLE AGES

Аннотация научной статьи по социологическим наукам, автор научной работы - Гулик Зоя Николаевна

Рассматривается жестокое отношение к детям в эпоху Средневековья в Западной Европе и на Руси. В означенный период сложился определенный стереотип отношения к ребенку, который можно определить как «небрежение», в семье царили деспотические порядки, жестокие методы воспитания считались нормой. Автор предпринял попытку реконструировать изменения поведенческого кода средневековых людей в отношении жестокости

Текст научной работы на тему «Жестокое отношение к детям в эпоху Средневековья»

З.Н. Гулик

ЖЕСТОКОЕ ОТНОШЕНИЕ К ДЕТЯМ В ЭПОХУ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Работа выполнена при поддержке НО «Благотворительный фонд культурных инициатив

(Фонд Михаила Прохорова)»

Ключевые слова: жестокость; дети; Средневековье.

Детство - традиционный и один из наиболее важных предметов социально-антропологического изучения культур прошлого и настоящего. Оно представляет собой проблему, решение которой лежит в сфере междисциплинарных исследований. Современное отношение к детям и потомству со стороны взрослых декларируется как отношение, пронизанное любовью и бескорыстием. Прецеденты, противоречащие этому, вызывают недоумение, неодобрение и осуждение социума. В современном обществе господствуют идеи детоцен-тризма и индивидуализма, ценности и неповторимости каждой детской души. Но всегда ли было так? Всегда ли понятия «ребенок» и «детство» имели тот смысл, который мы вкладываем в них сегодня? Как свидетельствуют исследования антропологов и археологов, у первобытного человека и у современных людей отсутствуют отличия биологического характера. Различия в жизни древних и современных людей наблюдаются на социальном уровне.

Детство - это период жизни человека, продолжающийся от рождения до начала активного полового созревания, формирования мировоззрения и появления возможностей выполнения общественно необходимой деятельности, подверженной самоконтролю и ответственности . Для историков очевидно, что феномен детства в разных культурах имел различное историко-психологическое содержание. В данной статье предпринята попытка рассмотреть отношение к детям в Западной Европе и выявить причины исторического своеобразия отношения взрослых к своим чадам, которое мы постараемся обозначить в ходе сравнения детства в Западной Европе и в России.

Рассмотрим понятие «жестокость». Во-первых, его используют при описании и определении таких действий и поступков, которые с точки зрения современного человека считаются негативными, т.е. грубыми, негуманными, противоестественными. В повседневной жизни они ассоциируются с примитивными религиозными культами, проявлением необузданных страстей, состояниями «затмения рассудка», с насильственными беззаконными действиями властей или людей, с попранием правосудия. Во-вторых, понятие «жестокость» выступает как этическая и социальная характеристика в ситуации, когда обвиняют одних, оправдывают других, оскорбляют третьих .

В эпоху варварства и рыцарства жестокость была органично присуща членам общества. Для зулуса снять скальп с врага и съесть его голову - высшая доблесть. Отголоски архаической жестокости можно обнаружить в западноевропейской средневековой литературе.

В «Песни о Нибелунгах» описан архаический ритуал, когда победитель пьет кровь противника: «Поняв, что был их другу совет разумный дан, / Пить кровь бургун-ды стали у мертвецов из ран, / И это столько силы прибавило бойцам, / Что отняли они потом друзей у многих дам» . Впрочем, Фрезер в ставшей классической «Золотой ветви» приводит множество аналогичных примеров. В данной работе мы будем исходить из того, что жестокость - это поведение, переходящее за рамки применения силы в тех масштабах, которые ставят под вопрос жизнеспособность социальной системы.

Чтобы понять поведение взрослых по отношению к ребенку в Средние века, попробуем для начала разобраться во взглядах средневекового человека на детство. Средневековье унаследовало весьма противоречивые установки в отношении детства. Как пишет Д. Хёркли в работе «Средневековые дети», все народы, входившие в Римскую империю, исключая евреев, допускали детоубийство в случаях рождения больных или излишних детей. Отец в римской семье имел право отказать новорожденному в акте зизсерИо, принятия его в семью, и тем самым обрекал его на смерть. Однако автор отмечает, что древние заботились о воспитании детей, которое было очень суровым .

Установки варваров в отношении детства, казалось бы, были иными. Германцы, по словам Тацита, детей не умерщвляют; они любят, чтобы их было много, но не уделяют внимания их воспитанию, и лишь на пороге возмужания мальчик приобретал ценность для общества воинов. Тарифы вергельдов в варварских «правдах» свидетельствуют о том, что жизнь взрослого человека, в особенности мужчины, ценилась несравненно выше жизни ребенка или старика. В Скандинавии был широко известен обычай, когда всякий желающий мог сделать с ребенком, вынесенным бондом (хозяином) из дома, все, что хочет. Это судьба детей, «обреченных на могилу». Большая бедность скандинавского мира вызвала к жизни традицию, которую не упоминают авторы в отношении германцев.

В Средние века к детям относились иначе, чем в Новое время, что, как читаем в статье «Ребенок в раннее Средневековье» Пьера Рише, характеризовалось общей нелюбовью к ним (хотя это утверждение представляется автору данной статьи спорным). В подтверждение этого тезиса П. Рише приводит данные о том, что многие мужчины и женщины отказывались иметь детей, видя в них лишь обузу. В этой связи автор обращает внимание на многочисленные указания раннесредневековых памятников об использовании противо-

зачаточных средств (например, «дурного питья», предотвращавшего беременность), об абортах, убийствах и подкидывании новорожденных .

В период Средневековья присутствовал определенный стереотип отношения к ребенку. Своеобразие поведенческой модели взрослых того времени состояло не в том, что люди были лишены родительских чувств, но в их специфике: пылкая любовь к детям совмещалась с фатализмом, смирением перед судьбой, пассивностью в преодолении беды, грозившей ребенку. Во многом это было связано с неразвитостью рационально-интеллектуального инструментария сознания человека Средневековья, с узостью духовного мира, обусловивших непонимание специфики детского поведения, в частности физических и психологических особенностей детства и отрочества. Известное значение имело также то обстоятельство, что при частых родах и не менее частых детских смертях родители не всегда успевали привязаться к новорожденному, ощутить его продолжением собственного «Я». Так, Трувер Маре-шаль пишет, что «у него хватит сил «напечь» еще сыновей, если кто-либо из них падет жертвой вероломства» , т.е. смерть ребенка не была бы большим горем в жизни автора.

Описание детства мало занимало русских летописцев. Слова, обозначающие подрастающее поколение, встречаются в «Повести временных лет» в десять раз реже, чем существительные, относящиеся к взрослым мужчинам. Термины, которые употребляли взрослые по отношению к детям, выявляют стилистику сознания. «Отрок» буквально значило «неговорящий», т.е. «не имеющий права речи, права голоса в жизни рода или племени».

О «небрежении» к детям в средневековой Руси свидетельствуют предписания священнослужителей («недолго плакати по мертвым» детям), а также законы, в которых приводятся факты продажи детей в «одерень» (в полное бессрочное пользование) приезжим гостям. Еще один пример - продажа детей, о которой рассказывается в «Молении Данила Заточника»: на вопрос о причине такого поступка отец ответил: «Если родились они в мать, то, как подрастут, меня самого продадут» .

Одним из первых историко-психологическую природу такого небрежения к детям отметил Ллойд Демоз, который в работе «Психоистория» приводит периодизацию типов отношения родителей и детей в истории. Отметим, что его теория не работает вне широкого социокультурного контекста, учитывающего специфику исторического и экономического развития, географический фактор, исторически наработанные ценностные ориентации культуры. Исходя их этого, данную периодизацию вряд ли можно применить с одинаковым успехом и к Западной Европе, и к России. Возможности историко-культурного редактирования инструментария Демоза дает разработанная в рамках томской методо-лого-историографической школы технология анализа бессознательного .

Накопленный наукой материал историко-культурного характера позволяет говорить о том, что социально-психологическая структура личности Средневековья носила авторитарный характер с выраженными

невротичными чертами, что прозрачно выявляет картина тогдашних воспитательных практик. Побои, причинение боли - главные элементы жестоких, по меркам нашего представления, практик воспитания. Так, например, в «Счете жизни» Дж. Конверсини да Равенна можно найти множество описаний жестокого метода обучения детей. Джованни проходил обучение в школе Филиппино да Луга, в которую его отправил отец. Автор с содроганием вспоминает случай с восьмилетним мальчиком, который учился вместе с ним: «Молчу о том, как учитель бил и пинал малыша. Когда однажды тот не сумел рассказать стих псалма, Филиппино высек его так, что потекла кровь, и между тем, как мальчик отчаянно вопил, он его со связанными ногами, голого подвесил до уровня воды в колодце... Хотя приближался праздник блаженного Мартина, он [Филиппино] упорно не желал отменить наказание вплоть до окончания завтрака». В итоге мальчик был извлечен из колодца полуживой от ран и холода, «бледный перед лицом близкой смерти» . А в «Домострое» рекомендовали делать так: «. не ослабляй, бия младенца: аще бо жезлом биеши его, не умрет, но здравие будет. Любя же сына своего, учащай ему раны.» .

Деспотические порядки, царившие в семье, не могли не сказаться на положении детей. Мать Феодосия Печерского, как неоднократно подчеркивал автор «Жития», именно насильственными методами пыталась влиять на сына. Она избивала его (даже ногами) до тех пор, пока буквально не падала от усталости, заковывала его в кандалы и т.д. Психология «Домостроя» прочно укоренилась в быту широких масс и отразилась в большом числе русских поговорок и пословиц: «Хто не слухае тата, той послухае ката (т.е. кнута)»: «Дытыну люби, якъ душу, а тряси якъ грушу»: «Родительские побои даютъ здоровье» и др. .

Родительская суровость была не равнодушием и не пренебрежением, как считает Р. Фосье, она имела историко-психологический характер, рационализированный в религиозных терминах. Если ребенок провинился, его нужно наказать, часто жестоко: если он плачет, значит, в него вселился злой дух - ребенок будет бит. Такая строгость была отнюдь не пережитком отцовского всемогущества древних времен, а формой служения Господу .

Отец в средневековой семье обладал широкими правами, например, правом продавать и закладывать детей. Исторические памятники немецкого средневекового законодательства утверждают за отцами право продавать детей в крайних случаях, во время голода, лишь с некоторыми ограничениями в пользу продаваемых. «Швабское зерцало» говорит, что отец во время нужды может по праву продать своих детей, но не в дом публичных женщин и не для убийства. В саксонских городах закон предоставлял отцу право во время голода продавать и закладывать детей, но так, чтобы не было при этом опасности для их жизни и притеснения религиозных верований.

Славянские памятники тоже свидетельствуют, что во время голода 1230 и1231 гг. родители продавали детей в рабство: «и даяху отцы дети своих одьрень, изъ хлеба, гостьмъ» . Другие памятники древнего русского права свидетельствуют о том, что отец (родители) сво-

бодно распоряжался свободой своих детей не только во время голода. По Уложению родители могли отдавать детей в работу, на урочные годы, а по Судебнику Ивана IV - и в холопство.

Итак, период детства у средневекового человека вряд ли вызывал приятные воспоминания. То, что подчас ребенка рано отрывали от семьи и воспитывали довольно жесткими методами, не могло не отразиться на его психике. В период детства у ребенка в большинстве случаев не формировалось чувство базисного доверия, которое является основополагающей предпосылкой ментальной устойчивости. Такова одна из центральных идей концепции идентичности Э. Эриксона. Лишение материнской заботы, отлучение от близких фигур, равно как и обде-ленность родительской любовью, не могут не сказаться на «радикальном снижении чувства базисного доверия» и не отразиться на характере отношений с миром уже взрослой личности .

Порог доверительной интимности отношений близких в семье в ту эпоху был значительно ниже, чем сегодня. Это формировало психологическую почву для воспроизводства самой структуры авторитарного характера Средневековья, где отношения строились на долженствовании, безоговорочности авторитета старшего в роде, семье. Параллель подобному коду поведения ребенка - родителя весьма аргументированно показал П. Киньяр на античном материале, что свидетельствует о его укорененности в древних обществах. При всей схожести данных практик в древних обществах их последующая эволюция в разных условиях исторического бытования, как представляется, обусловливала различия на последующих этапах исторического роста.

Обращает на себя внимание факт, что картина отношения к детям в Западной Европе была иной. Если на ранних этапах в некоторых странах (например, Скандинавии) существовали дети, «обреченные на могилу», и были распространенны примеры небрежения

взрослых по отношению к детям, то позже мы видим ростки интимности в разных срезах. К примеру, в сочинении Гвиберта Ножанского «Монодии» автор рассказывает про свое обучение: «.он [учитель] осыпал меня почти каждый день градом пощечин и пинков, чтобы заставить силою понять то, что он никак не мог растолковать сам». Примечателен факт осознания Гви-бертом Ножанским несправедливости и бесполезности такого поведения учителя, хотя автор считает, что польза от занятий была. И если далее прочертить опорную линию макроисторического рисунка феномена детства в Западной Европе, то косвенными признаками, свидетельствующими об изменении эмоциональной атмосферы в семье, можно считать обилие найденного при археологических раскопках детских игрушек, использование с Х11-Х111 вв. специальных детских люлек . Монтень в очерке о детях пишет, что его отец так был добр, что нанял музыканта, каждое утро будившего его звуками музыки, чтобы услаждать нежный детский слух .

Так в Европе появляются новые практики поведения по отношению к ребенку (причем в России мы не наблюдаем таких изменений). Как объяснить этот особый динамизм изменения отношения к детству, равно как и самой авторитарной структуры сознания личности на западноевропейской почве? Чем было обусловлено более архаичное отношение к ребенку в средневековой Руси? Можно предположить, что более ранняя трансформация авторитарной структуры сознания связана с более динамичным развитием Западной Европы, которая получила «античную прививку». Достаточно быстрый рост товарно-денежных отношений способствовал расцвету городов, укреплению бюргерства. Произошел рост индивидуального самосознания человека, изменились эмоциональная атмосфера в семье и поведение взрослых по отношению к ребенку. Следовательно, произошло постепенное изживание жестокого отношения к детям.

ЛИТЕРАТУРА

1. Несчастная А А. Детство: история и современность. СПб. : Нестор-История, 2007.

2. Уварова ТБ., Эман И.Е. Жестокость. Политика жестокости в Античность и Средневековье (Реферативный обзор) // Культура и общество в

Средние века - раннее Новое время. Методика и методология современных историко-антропологических и социокультурных исследований. М., 1998.

3. Песнь о Нибелунгах. Л. : Наука, 1972.

4. Хёркли Д. Средневековые дети // Культура и общество в Средние века: методология и методика зарубежных исследований: реферативный

сборник. М., 1982.

5. Бессмертный Ю.Л. Риторика рыцарской скорби по данным англо-французской литературы ХП-ХШ вв. // Человек и его близкие на Западе и

Востоке Европы (до начала Нового времени) / под общ. ред. Ю. Бессмертного, О.Г. Эксле. М., 2000.

6. Древнерусские повести. Пермь: Кн. изд-во, 1991.

7. Могильницкий Б.Г. История исторической мысли XX века: курс лекций. Вып. 3: Историографическая революция. Томск: Изд-во Том. ун-

8. НиколаеваИ.Ю. Полидисциплинарный синтез и верификации в истории. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2010.

9. Память детства. Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (Ш-XVI вв.). М. : Изд-во

10. Данилевский ИН. Древняя Русь глазами современников и потомков (1Х-Х11 вв.). М. : Аспект-Пресс, 1998.

11. Кузнецов Я.О. Родители и дети по народным пословицам и поговоркам. М., 1911.

12. ФосьеР. Люди Средневековья / пер. с фр. А.Ю. Карачинского, М.Ю. Некрасова, И.А. Эгипти. СПб. : Евразия, 2010.

13. Шпилевский С. Семейные власти у древних славян и германцев. Казань, 1869.

14. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М., 1996.

15. Бессмертный Ю.Л. Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции. М. : Наука, 1991.

16. Монтень М. Опыты. Избранные главы. М. : Правда, 1991.

ДЕТИ

О детях в Средние века и об отношении к ним существует множество мифов. Основные точки зрения можно свести к трем:

1. В Средневековье к детям были склонны относиться как к низшим, животным существам или как к несовершенным «маленьким взрослым», которых надлежало поскорее ввести в рамки и «окультурить» (отсюда жестокие наказания и суровая дисциплина, ранние браки, детская одежда, представляющая собой уменьшенную копию взрослой, короткий период детства и т.д.)

2. В Средневековье к детям относились особенно бережно и с любовью, памятуя об их хрупкости и слабости (несомненную роль сыграли высокая детская смертность и культ Младенца Христа).

3. В Средневековье к детям относились равнодушно, памятуя об их хрупкости и слабости J Чрезвычайно высокая детская смертность, буквально, не позволяла родителям слишком привязываться к своим отпрыскам; смерть младенца считалась вполне закономерным событием и не вызывала бурных эмоций.

Как мы видим, мнения историков порой прямо противоположны

Так или иначе, в глазах закона дети совершенно точно не считались низшими существами - за преступления в отношении детей закон карал так же, как и за преступления, совершенные в отношении взрослых (за преднамеренное убийство ребенка - как за преднамеренное убийство взрослого, и т.д.). И ответственными перед законом дети становились задолго до достижения совершеннолетия и обретения полной юридической дееспособности (мальчики в 14 лет, девочки в 12; совершеннолетними оба пола становились в 21 год

«Дети живут без мысли и без забот. Их легко рассердить и легко порадовать, и они легко прощают...

Дети часто имеют дурные привычки и думают только о настоящем, пренебрегая будущим. Они любят игры и пустые занятия, не обращая внимания на то, что выгодно и полезно. Они считают важными дела, которые не имеют значения, и неважными важные дела. Они больше плачут и рыдают от потери яблока, нежели от потери наследства. Они забывают о милостях, оказанных им.

Они любят разговаривать с другими детьми и избегают общества стариков. Они не держат секретов, но повторяют все, что видят и слышат. Они то плачут, то хохочут, постоянно вопят, болтают и смеются.Вымытые, они снова пачкаются. Когда их матери моют их и расчесывают им волосы, они брыкаются, колотят руками и ногами и сопротивляются изо всей силы. Они думают только о своих животах, всегда желая есть и пить. Едва встав с постели, они уже жаждут пищи ».

Такими словами выразил средневековое восприятие детей францисканский монах 13 в., известный как Бартоломей Английский, в своей энциклопедии «О свойствах вещей».

Теория о средневековом восприятии детей как маленьких взрослых частично основывалась на том факте, что в средневековом искусстве дети одеты так же, как взрослые. Но это не совсем верно. На рукописных миниатюрах детская одежда, как правило, проще и короче взрослой. Миниатюры изображают детей за игрой в мяч, в куклы, в солдатики — то есть, за развлечениями, которым дети предавались во все времена

(а здесь явно и отец не прочь повалять дурака:)

Хронист Ламберт Ардрский рассказывает о том, что молодая графиня Гвинесс, вышедшая замуж в 14 лет, в первый год брака еще играла в куклы (а потом, видимо, появился ребенок :))). Хронист Гиральд Камбрийский вспоминает, что его братья строили замки из песка (в то время как Гиральд, будущий монах, строил монастыри и церкви).

Что средневековые взрослые смотрели на детей как на взрослых - распространенный миф. Нет ни одной миниатюры, на которой, предположим, дети пашут поле - зато есть множество рисунков, на которых дети заняты играми. Иными словами, старшие сознавали, что дети отличаются от взрослых и что у них иные потребности. Существовал отдельный суд, в котором разбирались дела осиротевших детей и охранялись их права на наследство до достижения ими совершеннолетия. Если дети ничем не отличались от взрослых, почему было не предоставить им самим защищать себя в суде?...

Средневековые педагоги почти сплошь соглашались, что младенческий возраст продолжается до семи лет. В этом возрасте ребенок не способен позаботиться о себе, он нуждается в постоянном родительском примотре. Впрочем, начиная с семи лет большинство детей уже способны выполнять определенные обязанности. Детство продолжалось от семи лет до, как минимум, полового созревания - 12-13 лет (разные авторы расходились во мнениях, когда заканчивается детство и начинается взрослая жизнь). Предполагалась даже некая «третья фаза», когда подросток становится физически зрелым и даже юридически ответственным, но еще не достигает состояния полной умственной зрелости (эта фаза длилась до совершеннолетия и даже дольше).

Обращаться с ребенком как со взрослым значит, в том числе, требовать от ребенка зарабатывать на жизнь и поддерживать семью финансово. В отличие от англичан викторианской эпохи, которые активно использовали детский труд (причем дети 6-7 лет наравне со взрослыми трудились на фабриках и в шахтах), детей в Средние века, как правило, до двенадцати лет не посылали на работу, за которую полагалась бы настоящая плата. У них, несомненно, были свои обязанности - помощь по хозяйству, в лавке, в мастерской, в «приемной» семье - но они не зарабатывали денег и не вносили свою лепту в семейный бюджет; их работа, по сути, считалась не работой, а обучением. Взрослых ролей не возлагали на детей чересчур рано. Обычно лишь после 7-8 лет им поручали различную работу, чаще всего домашнюю: мальчики следили за овцами или гусями, пасли или поили быков и лошадей, подбирали колоски после жатвы; девочки собирали дикие фрукты, приносили воду, помогали готовить.

По крайней мере, современники сознавали, как опасно давать слишком маленьким детям не соответствующие их возрасту обязанности (присматривать за огнем, носить воду, заботиться о младших). Родители старались не оставлять детей без присмотра, даже в деревнях, где старшие были заняты работой почти целый день. Местные судьи обычно с порицанием перечисляют трагические случаи: «Маленький ребенок, оставшись без присмотра, вышел из родительского дома и упал в пруд; двухлетняя девочка, будучи оставлена без надзора, погибла. Мод, дочь Уильяма Бигга, оставили под присмотром слепой старухи, в то время как мать пошла в гости к соседям. Вернувшись , она обнаружила , что ребенок свалился в канаву и утонул . Семимесячного младенца оставили на попечении трехлетнего мальчика . Новорожденную девочку в колыбельке оставили под присмотром трехлетней Агнесс; та заигралась во дворе, а вернувшись, обнаружила, что младенец задохнулся». «Маленькие девочки нередко гибнут, падая в реку, в колодец или в котел, стоящий на огне, - предостерегающе пишет современник. - А из пятилетнего мальчика плохой опекун для грудного ребенка».

Средневековые медицинские энциклопедии говорят о детях отдельно от взрослых, поскольку дети нуждаются в особом уходе. Специальные трактаты - например, сочинение знаменитой Тротулы, преподававшей в 12 в. в медицинской школе Салерно - предписывали особо тщательный уход за новорожденными: в них содержались инструкции, как перевязывать пуповину, купать младенца, устранять слизь из легких и горла. А горе матери, потерявшей ребенка, порой бывало настолько велико, что требовалось вмешательство окружающих: «Одна дама в Лондоне, у которой умерла новорожденная дочь, прожившая всего два дня, так рыдала и вопила, как будто у нее разрывалось сердце. Она уверяла, что хочет сойти вслед за дочерью в могилу, и отказывалась от еды, так что ее пришлось кормить насильно».

Средневековое право также выделяет детей в особую категорию, наделенную личными и имущественными правами, которые в период малолетства требуют опеки. Само понятие малолетства подразумевало уязвимость и потребность в специальной защите.
(обратите внимание, заботливая мать отводит детей прочь от грешников, пляшущих вокруг идола)

Разумеется, шлепнуть малыша, который протянул руку к кипящему котелку, порой кажется гораздо более действенным и эффективным средством, нежели разъяснения или брань. В принципе, говоря о жестоких наказаниях детей, следует помнить, что не менее суровым наказаниям подвергались и взрослые. Впрочем, далеко не все воспитатели и наставники считали телесные наказания единственным возможным способом; так, педагог и ученый VIII в., монах Алкуин, в принципе возражал против них, утверждая, что телесные наказания не приносят никакой пользы и лишь отупляют ребенка, и предлагая взамен воздействовать на ученика убеждением и внушением. Порой воспитательные меры, действительно, могли зайти настолько далеко, что требовалось юридическое вмешательство: так, подмастерья не раз жаловались на жестоких хозяев, которые избивали их по пустякам и даже по-настоящему истязали (одному проткнули руку «каким-то железным предметом», другому сломали палец и т.д.). А некая жительница Лондона, к которой в мастерскую зашел поиграть маленький сын соседки и взял из корзины кусок шерсти, так ударила его кулаком по голове, что мальчик умер спустя два дня (заметим, что суд оправдал женщину, признав убийство непреднамеренным и случившимся в результате вполне законного желания «дисциплинировать» расшалившегося ребенка). Впрочем, за тем, чтобы «педагогическое воздействие» не сделалось чрезмерным, наблюдали не только власти, но и самые обычные люди. Так, соседи вмешались, увидев, что на лондонской улице какой-то лавочник бьет мальчишку-водоноса. Последовала потасовка, и мучителя вынудили оставить ребенка в покое. Соседи не знали мальчика, но, тем не менее, вступились за него. Более того, они отвели лавочника в суд и настояли, чтобы тот был оштрафован за причиненный ущерб.

Средневековые родители любили своих детей, в общем, так же, как среднестатистические современные родители. Общество требовало иного воспитания, нежели в наши дни, но это не значит, что родительской любви не существовало. На каждого жестокого родителя, несомненно, можно найти пример родителя нежного и любящего. Миф о том, что средневековые родители не любили своих детей, в том числе, подкрепляется ссылками на то, что мальчиков (реже девочек) из знатных семей весьма в нежном возрасте отдавали на воспитание в чужие семьи (как правило, все же это была не вполне чужая семья, а родственники по крови или по браку). Отправка юных дворян в чужие семьи на обучение и воспитание служила многим целям: так, мальчики приобретали социальные навыки, учились подобающим манерам, ведению дел, усваивали «рыцарские добродетели». Во-вторых, «приемная» семья могла иметь более высокий статус, нежели родная, - в таком случае, мальчик имел шанс изрядно продвинуться в жизни. «Приемная» семья становилась фактически второй родной; создавались необходимые связи, расширялся круг полезных знакомств. В-третьих, образованные люди и представители церкви поощряли родителей отдавать детей на воспитание, памятуя о том, что в кругу чужих дети ведут себя иначе, нежели среди родных; родители, из любви к детям, зачастую не в состоянии воспитать своих отпрысков в должной строгости. Если ребенок в раннем возрасте не научится смирению и послушанию, он, скорее всего, не станет порядочным взрослым и в конце концов попадет в ад за свои грехи. Для девочек воспитание в «приемной» семье было полезно в том смысле, что воспитатели зачастую помогали подыскивать ей мужа и даже снабжали приданым. «Приемная» семья нередко осуществляла опеку, если подопечный терял отца или обоих родителей, не успев достигнуть совершеннолетия.

Дети оставались близки к своим родителям, братьям и сестрам, даже если проводили много времени порознь. Сохранилось немало задушевных писем, адресованных родным и близким. Когда юный Вильям Маршалл, будущий граф Пембрук, отбывал в Нормандию, чтобы стать оруженосцем, он, как сообщает его биограф, горько плакал, расставаясь с матерью, братьями и сестрами.

Взрослым случалось и отдавать жизнь ради детей. Одной августовской ночью в 1298 г. в Оксфорде от свечи загорелась солома на полу. Муж и жена выскочили из дома, но, вспомнив о своем младенце-сыне, жена бросилась обратно, чтобы найти его. Вбежав, «она глотнула горячего воздуха и задохнулась». В другом случае был убит отец, защищавший дочь от разбойников. «Однажды Джон Гарв, грузчик, шел по улице, когда какой-то юноша проскакал мимо на коне полным галопом и сбил с ног ребенка. Джон ухватил коня за уздечку и сказал беспечному всаднику, что надлежит быть осторожнее. Тот в ответ выхватил меч и убил благонамеренного лондонца на месте».

Жены крестьян и ремесленников сами выкармливали своих детей, если этому не мешали какие-то обстоятельства (например, болезнь). Состоятельные же женщины в 13 в. прибегали к услугам кормилиц настолько широко, что приходские священники в своих проповедях пытались противодействовать этой практике, утверждая, что она противоречит как Писаниям, так и науке. Скульптуры в церквах и миниатюры в рукописях изображают Деву Марию, которая кормит Иисуса, но проповеди и притчи слабо действовали на знать, которая продолжала приводить в дом кормилиц, которые не только вскармливали младенцев, но и ухаживали за подрастающими детьми. В семьях с достатком каждый ребенок мог иметь собственную няньку. Выбирая кормилицу, ответственные родители искали чистую, здоровую молодую женщину с хорошим характером и следили, чтобы она придерживалась правильного режима и диеты - побольше отдыхала, хорошо спала, воздерживалась от «соленой, острой, кислой и вяжущей» пищи, особенно чеснока, и избегала волнений.

Средневековые дети не переживали продолжительного периода формализованного взросления, который разработали современные системы образования. К детям относились как к «фактическим взрослым» с момента наступления половой зрелости, о чем свидетельствует ранний возраст, в котором мальчики и девочки считались способными вступать в брак.

Впрочем, браки детей заключались исключительно в аристократической среде, крестьяне и ремесленники этого не делали. Относительно ранний (на наш взгляд) возраст вступления в брак отнюдь не казался таковым в XIII веке - по вполне разумным причинам. Средняя продолжительность жизнь крестьян составляла 45-50 лет, у людей состоятельных - лет на десять больше. Женщины обычно переставали рожать в возрасте ок. 35 лет; весьма незначительное количество женщин рожали в сорок и старше. Иными словами, женщина была просто вынуждена взрослеть быстрее и раньше обзаводиться потомством… Девочка знала все, что ей надлежало знать об обязанностях жены и матери, уже в раннем подростковом возрасте. Для юных жен из знатных семей, помимо прислуги, как правило, в доме держали какую-нибудь почтенную матрону, с которой можно было посоветоваться - по поводу беременности, ведения хозяйства, выкармливания детей и т.д. Современники прекрасно понимали, что обязанности жены и матери - тяжкий труд; готовя девочек с ранних лет к роли будущей хозяйки дома, по вступлении в брачный возраст их, разумеется, не бросали на произвол судьбы, как кутят в омут, а, напротив, окружали помощью, советами и наставлениями.

Чем занимались дети в средние века. Кто такие бастарды, и как они становились королями

Аннотация научной статьи по социологическим наукам, автор научной работы - Гулик Зоя Николаевна

Похожие темы научных работ по социологическим наукам, автор научной работы - Гулик Зоя Николаевна

Текст научной работы на тему «Жестокое отношение к детям в эпоху Средневековья»